Ариэль Вольф, актер, режиссер и хореограф, поставил спектакль «Эдип: триптих». Эта работа экзотичная, как новогодняя елка с игрушками в зимнем Израиле, и эротичная, как походка Мэрилин Монро. Спектакль, как и театр «Тмуна», в котором он родился, есть пространство андеграунда, эпатажа и манифестированной новизны. Решительный противовес репертуарному театру с его в угоду кассе нарядно сшитыми мюзиклами и аккуратными мелодрамами. «Тмуна» - шторм. Ветреный перекресток. У «Эдипа», кстати, именно такой подзаголовок: «Сценическая загадка о перекрестке дорог».

На белой пустой сцене живописное, почти сюрреалистическое дерево. Человек, одетый в нечто кипрско-греческое, поет на гортанном наречии, будто молится или придумывает мир. Играет на дудочке. Он вроде архитектора, создателя, Бога. Вокруг тусуются одетые так же, как люди в зале. Маечки, топики... Но они встают на четвереньки и отвечают на вопрос, которым мифический сфинкс повергал в прах многих. Вернее – пока на первую часть вопроса: «Кто утром на четырех ногах?». Кто же? Человек-зверь. Человеки-звери дерутся за листья салата, кусают друг друга, насилуют. Треплют музыканта по лысине, занимаются какой-то первобытной гимнастикой. Жадные, бездумные, похотливые Адамы и Евы забавляются и воюют. Пробежка-танец замирает, когда женщина рожает дитя. Медленно. Мучительно. Оно выползает между ее ног, возникает – и создатель укрывает его пеленкой. Голое дитя, гибкое, дикое, бесстыдное. Звуковой фон этой части спектакля - жужжание цикад, щебет птиц, плеск воды, словом, все музыкальные атрибуты рая. Вторая часть - с вопросом «Кто в полдень на двух ногах?» - это плотоядный разгул, стол с белой скатертью, плоды, которые брызжут соком. Дамы обнажают грудь не для кормления чада, но для соблазна. Слова «гармония», «Эрос», ножки в отчаянной арабеске, борьба за выживание, снова бой за листья зеленого салата.

Живописно выглядит сцена - изорванные цветы, травинки и прочий природный мусор. Тут музыка дополняет или противоречит действию, накрывает этих йеху в их вечных попытках поесть и насладиться. Бетховен, Прокофьев, Чайковский. Будто удачные клоны божьи, они маячат наверху. К слову, никогда прежде не случалось мне видеть, как делают кунилингус под Чайковского... А «Аллегретто» из 7 бетховенской симфонии словно созидает оргастический апокалипсис - тела беснуются, извивания более изощрены, нежели в первой части. Речь бедна и не имеет глубокого смысла, вопросы риторичны. Но актриса Лена Фрайфельд телом, магической игрой волос создает метафору вечного человеческого вопроса, тайны - Сфинкса... И вот балаган, кабаре второй части жизни-истории пройдены. Третья часть - Софокл, «Царь Эдип». Тоги, винтажные (под старую Грецию, под времена власти целого парламента богов) украшения. Текст - сложный, громоздкий, благородный. Будто режиссеру Софокл нужен как еще один аргумент, еще одна краска, антитеза в бессловесном и бездушном мире. Как лучик мудрости. Как знак присутствия мысли.

...Мор и голод, беды, болезни в государстве. Царь Эдип желает разобраться. Принять меры. Наказать виновных. Бюрократическая машина работает медленно. Все делается из-под палки. Велеречивые слуги не спешат. Очень медленно, неотвратимо, страшно раскрывается правда. Пророки и свидетели докладывают, дополняют друг друга. И вот царь понял: он убийца. Он - причина всех несчастий. Цепь событий, жестокость и мракобесие, мозаика суетливых эпизодов. Невнимание царя к другим, тайны и обманы привели его к короне, женитьбе на собственной матери. Надо сказать, что режиссер и актеры выстроили все точно, мощно и бескомпромиссно. Тончайшая нюансировка соединена с цирковыми трюками, каких в рукаве Ариэля Вольфа не счесть. И Эдип в исполнении Шломи Бертонова (наследника того великого Иеошуа Бертонова, актера «Габимы», имя которого один из залов национального театра и носит) аристократичен и жесток. Эгоистичен. Как все цари до и после времен.

Действие раскручивается, взрывается¸ царь убивает свидетеля. Царь думает: так меньше проблем. Тишина. Перекресток - это загадка. Есть много вариантов продолжить путь. Есть ли верный маршрут? Да, нет, неизвестно... Поникшая голова хрупкого пророка Тересия (Наама Прайс). Тишина. В эпилоге ряженый бог, будто он сбежал из КВН, из кафешантана, вызывающий усмешку, протянул руку навстречу голому субтильному Адаму. Как на фреске Микеланджело. Они равнодушны, они застыли в знаменитой позе. Пальцы не соприкоснутся. Даже намека нет. Ничего не рождается. На перекрестке дорог кого-то убьют, кто-то уйдет безнаказанным. Родовые муки. Женщины прикладывают ребенка к груди. Седой бог Бах альтовой арией расскажет о возможности идеала. Что такое третья нога? Посох странника? Костыль инвалида? Религия, власть, мода, предрассудки? Почему мы позволяем себе быть такими уродами? Почему мы готовы отдать все за метафорический лист капусты? Почему мы - как эти страусы, которых на последнем луче сценического света изобразят актеры ансамбля Ариэля Вольфа - прячем голову в песок глупой суеты, забыв прикрыть, извините, голый зад...

Инна Шейхатович

На правах рекламы