Zahav.КарманZahav.ru

Пятница
Тель-Авив
+24+14
Иерусалим
+22+11

Карман

А
А

Барабань, валькирия!

Они танцуют? Правда? Не может быть, нет, танцем это никак назвать нельзя... На Луне, в невесомости, в запутанном сне движутся артисты-медиумы. Их 24. Двойное число апостолов.

21.05.2019
На правах коммерческой информации
Фото: пресс-служба

Читайте также

...Они танцуют? Правда? Не может быть, нет, танцем это никак назвать нельзя... На Луне, в невесомости, в запутанном сне движутся артисты-медиумы. Их 24. Двойное число апостолов. И мы - в зале, в темноте своих раковин - разгадываем их ребусы... это называется «Continu».

Все же искусство - странная вещь. Мы не знаем, что оно такое в космическом, вселенском смысле, но точно знаем, что оно нас неодолимо влечет. Если нас вообще еще что-то влечет...

Если попса и массовый цинизм не завладели каждой клеткой человечества. Если мы еще стоим перед картиной Брейгеля, читаем Кафку, Андерсена, детектив, мемуары, сборник анекдотов. Оно, искусство, развлекает и учит. И задает загадки. Если ему позволить. Классический балет¸ тот самый есть «замок красоты», о котором писал Иосиф Бродский, это всегда совершенство формы и простой сюжет. Милая сказка. Героическая сага. Замок на лебедином озере. Замок в «Лауренсии» и «Бахчисарайском фонтане». Философия словно обходит этот замок стороной. Многозначность и полифония рождаются из очарованности красотой элевации, прыжка, вращения. Как жемчужные картинки Ватто, как элегические благоуханные куст итальянского септета Чайконосого, балет пленяет уравновешенностью, выверенностью, гармонией. Тут и битвы ( как в драмбалетах), и па-де-де одинаково идеальны. Танец модерн идет из другого генетического корня, он как бы и не танец вовсе - философия тела. Тело - суть, средоточие мысли, мысль воплощенная. Не важно, насколько дансантна (танцевальна) постановка, важно, будит ли она мысль, ассоциативный ряд. Провоцирует ли. Саша Вальц, гордая и сосредоточенная, знаменитая дама-хореограф из Берлина, показала в Израиле свою структуризованную, математически выверенную модерновую философию. Трактат о теле. У нее и прежде были опусы, в центре исследования которых находилось тело. Не летящее шарманистое французское плие или батман - грохот от падения тела в пропасть.

Артисты Саши Вальц идеально синхронизированы, вышколены - и внутренне свободны. Свободны спиной, кистями, цепочками поддержек, шагом на всю стопу, гендерным характером отношений. Общением, через который пропущен ток. Люди, артисты у Саши Вальц из разных стран¸ они как некая интересная немая популяция, новый вид. Их спины, руки, стопы творят собственный язык Алфавит. Текст. Книгу, которая ложится под ноги авторов. Музыка нужна Саше Вальц, чтобы телу было легче работать. Вот барабаны. Валькирия - барабанщица Робин Шульковски взбивает воздух. Разгоняет свет. В серо-серебристых стенах. Вот возник дуэт, он и она начисто, в красках и ритмах нынешнего дня перетанцевали-переосмыслили адажио из Жизели. Она тоже летит, парит, он остается на земле. Он - плоть, она дух. Но это не сюжет - это версия. Исследование. В котором формула красоты не нужна. Ее не ищут. Толчки - будто земля рождает землетрясение. Цепочки нестабильности.

В своей «Весне священной» на музыку Стравинского хореограф хочет понять сакральный смысл жертвоприношения. Саша Вальц, хочет понять, раскрыть, а Игорь Стравинский, этот музыкальный Протей, эклектик и великий мистификатор, ей нужен для того, чтобы правильнее сосредоточиться. Ее хореография рассудочна. Разумна. Лаборатории много - а так ли нас захватывает наблюдение за опытами? И - насколько?

В программке - как во врачебном рецепте, в схеме строителей, в юридическом документе - прописаны все детали музыкального конструирования. Опус, исполнители, когда и где была сделана запись. Это немецкий порядок, уважение к коллегам. И - объяснения. Вот, мол, как это организовано. Вот из чего моя квантовая физика. Из Вареза, Ксенакиса, Клода Вивье, Моцарта. Скучно иногда? Учиться, разбираться никогда не бывает в кайф. Или - редко в кайф. И я не скажу вам, что вечер - лаборатория Вальц мне на одном дыхании. Но зато потом придет легкость. Живая вода. После труда и опытов. В какой-то момент человек кричит шеренге «паф» (или «пиф», это совершенно не принципиально), и люди падают. По одному. Падают. Падают. Чего ждут те, кто остался, кто еще жив? Почему ждут? Хореограф не собирается изобразить очищение, дрожь сопереживания. Одна смерть - как известно - трагедия, много - статистика... В мире Вальц сталкиваются люди, молекулы, воздушные потоки. Здесь нет места эмоциям. Жизель не встанет из гроба, девушки-сильфиды нежизнеспособны.

Дело труппы Саши Ввальц - не мечты и не рафинированная поэзия. Она творит не музей, не бесплотную тень отжившего (хотя и прекрасного музейного зала). Апофеоз - смерть, символ жизни - грозное «Паф!». И тут приходит Моцарт. И святость¸ высокая греза этой музыки обваливается, как водопад. Как лава. Как вспыхнувший в туннеле свет. Как откровение.

Не будет сладости Вивальди. Завораживающей кантиленой пластики Антониони. Лебеди не будут плыть под гениальные секвенции Чайковского. Умерли лебеди. Хотя они бессмертны. Мы увидели - узнали нечто про себя. Молчания и дрожи слишком много. Моцарта - чуть-чуть. Идем дальше. Ведь так? Да? Нет? Неизвестно?

Автор: Инна Шейхатович

Фото: Сергей Демьянчук