Оперный сезон окончен. Театр отдыхает. Мы вспоминаем бури и восторги прошедших на этой сцене бурь.

Вновь переживаем чужие беды (такие музыкальные и завораживающие). Вновь ждем чудес. Придет новый сезон – и они вместе с ним!

А пока я предлагаю свой разговор с талантливым певцом, музыкальным и харизматичным, трепетным и серьезным Нажмиддином Мавляновым. Вот как это было.

...Такое случается только в театре. В оперном буфете стояли в этот вечер (до спектакля было еще далеко) два Хозе. И очень дружелюбно беседовали, и пожимали друг другу руки. Оба, итальянец Густаво Порта и уроженец Самарканда Нажмиддин Мавлянов, спели в нашем театре, в великой опере Бизе «Кармен» партию деревенского парня¸ насмерть влюбленного в непокорную цыганку Кармен. Буфет был в этот час будто таверна для солдат и работниц табачной фабрики. Юбки севильянок мели каменные плиты, солдаты и контрабандисты мирно пили кофе, жевали салат.

Прибежала дирижер, маленькая Карен Каменсек ( она работает во Фрайбурге, главным дирижером оперы), что-то побросала в тарелку. Улыбнулась всем.

Нажмиддин Мавлянов взял себе баночку чего-то энергетического, а мне кофе – и мы начали разговор.

Наш гость, уже знакомый израильской публике тенор, солист Московского театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Нажмиддин Мавлянов спел свой спектакль накануне. Его Хозе, скромный, застенчивый, простой деревенский парень. Очень молодой. Доверчивый и недипломатичный. Он любит свою Кармен трогательно, преданно, без эгоизма. Любит – и очень красиво, качественно поет. Певец так говорит о своем герое:

- Мне кажется, он вовсе не хотел ее убивать. Не такой он человек. Он принес нож, чтобы ее напугать, показать, что с ним нельзя играть, чтобы удержать, убедить ее. А она случайно наткнулась на лезвие...Он испуган, случай внес свои коррективы в жизнь. Так обычно и бывает...

- Вы понимаете его страсть, его поступки?

- Могу понять, но не принять. Жизнь все режиссирует по-своему. Микаэла была бы ему очень хорошей женой, другом, матерью его детей. Но налетел ветер – и разметал его судьбу, как колоду карт. Я всегда стараюсь понять героя. Понять человека, который не я. И который поступает совсем не так, как я.

- Ваше имя – Нажмиддин – что значит?

- «Звезда веры»...

- Дома говорили на узбекском языке?

- Да, и еще на таджикском, и на русском.

- Расскажите о доме¸ о своей семье. Как вышло, что вы запели? Это наследственное?

- Я родился в Самарканде. Четвертый, самый младший ребенок в семье. Музыкантов и певцов у нас никогда не было, Никто не был связан с музыкой. Никто не выступал на сцене. Откуда я такой взялся – непонятно. Мама работала на шелкоткацкой фабрике. С детства помню это разноцветье шелка¸ сияние узоров. Папа был сотрудником газовой конторы. Когда мне было шесть лет, папа умер. Жить было очень трудно. И я рано начал работать, помогать семье. Освоил профессию – резьба по гянчу.

- Знаменитое искусство узбекских мастеров, без которого померкла бы неповторимая красота многих городов...

- Зеркала, потолки, карнизы,..

- Узоры, от которых захватывает дух.

- Я работал на стройке. В оперном оформил комнату – но никогда не думал, что я могу выйти в этом театре на сцену, что меня будет слушать зал.

- Случай?

- Конечно! Иначе, как прихотью судьбы не назовешь.

- Вы и сейчас можете сделать узор по ганчу?

- Конечно! Но я не только это делал, Не только так помогал семье. Я умею починить обувь, починить и сшить одежду, поставить забор. Вскопать огород...даже закатать консервные банки... К слову, несколько моих друзей, с которыми я на стройке работал, живут в Израиле. Они и на спектакле моем были. И мы вместе ездили на море. Помнят меня, и я их не забыл.

- А музыка? Откуда музыка пришла в вашу жизнь?

- Пел с детства, просто пел – и никаких планов не строил. Песни из индийских фильмов любил. Слушал Рашида Бейбутова, Муслима Магомаева, Батыра Закирова... Любил популярную песню «Я встретил девушку»...А вообще мы дома очень любили фильм «Просто Мария». Про добрую, простую, сердечную женщину. Которая все время трудится...

Брат подарил мне старенькую гитару. И она со мной много прошла. Всегда была другом.

- Но играли вы по слуху? Нот не знали?

- Ноты пришли потом, когда я уже учился в музыкальном училище. Первые конкурсы, первые победы, игра в ресторане, работа на стройке... Было непросто. В училище почти все занимались музыкой с детства. Я начал с нуля. Конечно, мне было намного тяжелее...

- Оперу вы в детстве слышали?

- Нет, ни разу!

- Какой была первая встреча с оперным искусством?

- Я оказался в оперном театре на спектакле «Риголетто»!. Можно сказать, что это в каком-то смысле решило мою судьбу. Я был очарован, восхищен. Жизнь, которая развернулась на сцене, перевернула мою душу. Все было ясно: это чудо, это мое, я хочу петь в опере.

- Вы спели на сцене Израильской оперы Ромео, Пинкертона, вот теперь Хозе. В новом сезоне тоже встретимся, уже есть намеченные партии, спектакли. Как вам поется, как вам работается в Израиле?

- Замечательно!

И мой собеседник рассказывает о людях, с которыми ему нравится общаться, сосуществовать в нашем театре. О нашем уникальном Владимире Брауне ( « у нас с ним есть общие знакомые педагоги»), Эйтане Шмайссере. Нажмиддин говорит: «Все сотрудники театра профессионалы, люди, с которыми приятно работать.

- Вот вы пьете что-то холодное, сидим мы почти под самым потоком кондиционированного воздуха. Не страшно? За голос?

- Нет, я не боюсь простуды. Вот если войти в прохладное помещение с жары, тогда опасно.

- Влюбляетесь ли вы на сцене, становится ли партнерша на время репетиций¸ спектакля главным источником вдохновения, эмоций?

- Нет, никогда. Я прочел об этом у Шаляпина. Надо разделять человека и образ, который он создает. Не смешивать эти понятия.

- Ваша жена тоже поет?

- Любочка работает в хоре нашего театра. Она, наши дети, дом – вот смысл моей жизни. И если спросите меня, что для важнее – пение или семья, я отвечу, что семья.

- В новом сезоне вы споете на нашей сцене Марио Каварадосси в «Тоске». А что в ближайших планах?

- Будет опера Прокофьева «Война и мир». Я спою Пьера Безухова. И я с восторгом читаю Толстого. В моей школьной жизни было очень много пробелов. И я только потом, после, когда уже пришел на сцену¸ начал всерьез петь, смог наверстать пропущенное. В консерватории, В Ташкенте, во время учебы, я спал по два-три часа. Потому что надо было еще и работать.

И учил языки. Сейчас говорю по-английски, по –французски, по-итальянски.

- Помните ли свои первые серьезные произведения, иполненные на большой сцене?

Это был конкурс вокалистов в училище, в Ташкенте. Я пел балладу Герцога из «Риголетто», романс Рахманинова «Сон»...

- Театр – это сложный организм. Есть интриги, зависть, злость...

- А я стараюсь жить так, будто этого ничего нет. Все люди одинаковые. Неважно, ты певец, дворник, повар...Всем всего дано поровну - зачем интриговать? Что это принесет?

- У вас есть любимое блюдо?

- Плов!

- Что вам помогает в работе, в жизни?

- Я трудолюбивый. Дорогу осилит идущий. Это мое правило. Меня этому еще герои Джека Лондона научили, я все его книги прочел. И «Мартин Иден» меня многому научил.

- Зачем в мире опера? Зачем выходят на сцену? Что мы ищем в этих странных, поющих, совсем нереальных людях, которым надо петь вместо того, чтобы говорить?

- Опера – лекарство, эликсир для души. Она дана для счастья. Чтобы людям было радостнее жить. Чтобы стало больше радости. Я очень в это верю!

Нажмиддин Мавлянов попрощался. Я вышла из театра. На сцене Густаво Порта (в этот вечер была его очередь любить Кармен) наблюдал за мелькнувшей в толпе необычной девушкой. За Кармен. Которую так ценит мир. И от которой у всех идет кругом голова. И пусть так будет всегда. Да здравствует Бизе! И все¸ кто с ним! Больше оперы - больше счастья...

Инна Шейхатович