Поговорим о тех, кто нас развлекает. В искусстве - как и во всяком труде - есть люди, которых можно ценить за добросовестность, преданность профессии, серьезность. Есть прекрасные принцы, гордые владыки. Прилежные сеятели. Важные судьи. А есть личности, творцы, с которыми в мире прибавляется карнавальности. И яркости. И забавной странности пилигримов, бадхенов, шутов. Они идут по дороге жизни и рассыпают нотки маскарада. Их не очень много. Они особенные. Их ругают ( потому что все знают, как надо развлекать!), им советуют. От них ждут легкой и ничем не замутненной праздничности. Именно к таким относится актер Яков Явно. Еврей¸ странник¸ искатель призрачного золотого руна, певец, разнообразный и многоликий... Я поговорила с этим чудаковатым и вдохновенным мастером, великим притворщиком, как он себя называет. Вот какой у нас получился разговор.

- Господин Явно, мы с вами родом из одного и того же города. Из Минска. Оказал ли он на вас, на вашу судьбу как-то особое влияние? Что-то важное в вас сформировал?

- Я хорошо помню свою жутковатую общеобразовательную школу в Минске, от которой меня частично спасала музыкальная школа¸ а всерьез, очень душевно спасала так называемая самодеятельность. Именно жажда и радость творить уводила прочь от рутины серости. Это было убежище. Это было светлое пятно. Нет, я не хочу сказать, что в Минске моего детства все было черное и серое. У меня были друзья, были праздники, но в глобальном смысле для меня та жизнь была не очень счастливой. Партизаны и КГБ - вот что осталось в памяти от той страны. И мы, те, что не укладывались в формат, в серый спектр, были для нее фарцовщиками и врагами народа.

- Как складывалась дорога? Какие остановки, вокзалы, причалы на ней были?

- В пятнадцать лет я уехал в Москву, поступил в Гнесинское училище. Моим гуру по вокалу был Соломон Хромченко. Пчсле Москвы вернулся в Минск, работал в театре оперетты.

И, скажу честно, все эти « частица черта в нас...» и «красотки кабаре» были мне не очень-то близки. Не могу сказать, что меня эта тематика вдохновляла. Да и отношения с дирекцией были непростыми. Потому что мы были одинаково проблемными - и я, и дирекция. И у дирекции была на меня стойкая аллергия. Минск меня не очень вдохновлял, страна не вдохновляла. Страна была отдельно, я был отдельно. В моей орбите были иные книги и журналы. Журналы были иностранные, разумеется. Моя граница была всегда рядом - оставалось только ее пересечь. И появился вызов из Израиля, от родственника. Я ушел из театра, предварительно услышав, что должен отработать две недели. Что так, мол, положено. Я заявил, что никаких двух недель не буду работать. Я уволился - точка. Уехал в Москву. Там в это время распространялись слухи о том, что создается еврейский театр. Но толком никто ничего не знал. Мой педагог по сценическому движению позвонила Татьяне Шмыге, просила навести для меня справки. И меня позвали на собеседование к Шерлингу, он прослушал меня - и взял в театр. Год я жил в квартире мамы Шерлинга, пианистки, которая работала еще у Вагановой. Мне, вероятно, все же везло на хороших людей и добрые случайности. Театр мне дал понимание многих важных вещей. Знакомство с Михаилом Глузом, с которым я и сегодня поддерживаю отношения. Были интересные гастроли. Много поклонников. Слова благодарности за роли и концертные выступления. В 1990 году я поехал в Нью-Йорк, был концерт, в котором принимали участие Екатерина Максимова, Владимир Васильев, драматург Шатров и я . Тогда я и остался в Штатах. Рискнул. Я всегда тяготел к экстремальным ситуациям. Умел рисковать. Передо мной маячили два пути: или стать городским попрошайкой, просить милостыню -или стать звездой. Я с детства об этом мечтал - стать звездой! Я два с половиной года учился в академии канторского пения. Но при этом твердо знал, что не буду кантором. Душа была между небом и землей. И тут я встретил Айрин. Она была на некоем званом вечере, у моих друзей. Мы разговорились. Она предложила вместе поужинать...

- Позвала вас в ресторан?

- Именно! В японский! Я сказал, что у меня нет денег. Она сказала, что угощает. Все прошло хорошо. Было мило. Но после этого вечера мы не общались. Я знал, что у нее есть бойфренд. А через три месяца она позвонила и пригласила меня на новый год к себе во Флориду. И с тех пор мы вместе. Я могу сказать: я стал тем, кем я стал, благодаря Айрин. Она - моя путеводная звезда. Она - друг, вдохновительница, муза, опора... Без нее все было бы во мраке. Она - огромная часть моего мира!

- Я знаю, что вы любите приезжать в Израиль. Здесь вас ждут и любят. Что вы думаете о нашей стране, каково ее место в вашей жизни?

- Израиль - знак моей еврейской биографии. Я ведь по отчеству Израилевич. Но в те дни, когда все еврейское вызывало ужас властей, разброс в сознании, тени и призраки, я стеснялся моего отчества. И даже писал, что я Ильич. Было, каюсь, и мне стыдно за это! А Израиль, его сила, радостная и оптимистичная природа, расслабленность, аромат свободы - все это для меня важно! Публика здесь гениальная. Море любви и позитива. Мне здесь очень нравится.

От автора: известный израильский продюсер рассказала мне, как однажды позвала Якова Явно на концерт. Он спросил: когда вылетать? «Сегодня» - ответила продюсер. У нее было много дел, концерт ожидался серьезный, с большим количеством участников. Продюсер была занята. А когда зашла за кулисы, увидела Якова Явно, который тихонько - прямо с самолета! - зашел за кулисы, поставил свой чемоданчик, начал готовиться к выступлению. И - вышел на сцену.

- Скажите мне, как вы себя сами позиционируете? Кто он - Яков Явно?

- Как я уже сказал, я экстремал. Тот, кто живет между небом и землей. Я больше актер, чем вокалист. Я больше актер, чем человек. Я еврей, хотя с религией у меня нет отношений. Я люблю сцену, люблю огни рампы. Моя история - это фрагмент истории евреев, фрагмент истории искусства. Я мечтаю еще многое сделать. Хочу, чтобы жил мой театр, театр Якова Явно. Мечтаю, что вместе с режиссером, который меня поймет, я сделаю спектакль. «Великий притворщик» - название моего альбома. Притворщик - это высшее кредо актера, показатель его профессионализма. Его тайна и вектор пути. Лицедейство -лучшее дело в мире.

Я все время открываю новые двери. И я все еще в начале пути!

Кстати, а все ли мои концерты, запланированные в Израиле, состоятся?

Мы попрощались. В сентябре он приедет. И пробьет время Лицедейства. Самое верное и яркое время. То время, ради которого мой собеседник идет своей нелегкой дорогой. Которая всегда ведет к звездам.

Инна Шейхатович