Ее слава и удача идут дальней дорогой. Будто просят себя подождать. Они движутся ей навстречу – но постепенно. Солистка Израильской оперы Ира Бертман (думаю, не будет преувеличением сказать, что она – главная, лучшая, самая яркая наша солистка!) восходит медленно, вдумчиво. В корону примадонны падают драгоценные камни – роль за ролью, свершение за свершением. Сестра Анжелика, мадам Баттерфляй, Тоска, Дездемона, леди Макбет, Лиза, Мими, и вот теперь – Норма...

«Норма», этот сладкий и поэтичный мир великого сицилианца Беллини, драгоценен для всякого, кто неравнодушен к земной красоте. К музыке. В охваченной пожаром, непростой нашей стране рассказ о страстно любящей и грустной Норме кажется не столь уж актуальным. Некоторые даже думают, что опера как таковая для Израиля слишком дорогая и изысканная игрушка. Меломаны понимают: так мыслят чиновники и даже некоторые министры в в маленькой стране, где музыка, театр не числятся в главных бюджетных приоритетах. Где сначала пушки, а уж потом музы. Но пока оперный жив. Дай Бог – на долгие годы. Красота и сила голоса моей собеседницы встают над залом, сияют, заставляют забыть о буднях и обидах. И тогда все исчезает, остаются только - как писал поэт – пространство, звезды и она, творительница музыкальных лучей Ира Бертман.

Любя оперу, приучившись сравнивать трактовки, исполнения¸ тембры, невозможно не отметить ее неординарный стиль. Благородство, музыкальность, сценическую харизму. Шестнадцать лет она трудится в оперном театре. Терпеливо, счастливо, с полной отдачей. И вот – корона сверкает еще ярче. Пришла ее Норма. Роль, знаменующая пик судьбы. В каком-то смысле – алмаз «Куллиан», королевское сияние.

...В театре в день нашего интервью было, как всегда, шумно. Друиды и друидки пили чай в кофетерии, охранники и римляне обсуждали пожары. Уже приехал грозовой дирижер Даниэль Орен, уже дышал руладами бель-канте оркестр. Ира что-то крошечное жевала, кого-то угощала, облако великого Беллини окутало здание.

- Ирочка, я всегда хотела спросить: кто из ваших героинь в наибольшей степени вы? Кого из них вы глубже и острее воспринимаете?

- Я себя со своими героинями не отождествляю. Они – не я. Включаю воображение. Использую художественные инструменты. Наиболее близка мне Тоска. Она, как и я , певица, актриса. Ее жизнь – музыка и любовь. Ради эти двух стихий она живет. Невероятное счастье – петь эту партию!

- Норма – это не вы... Она ведь чуть не убила детей, мужчина, римлянин затмил для нее весь мир...

- Я ее понимаю, как понимаю всех своих героинь. Сочувствую и страдаю с ней. Норма – мечта все поющих женщин на этой земле, гордость и радость иметь эту партию в своем репертуаре, когда я об этом думаю – прочь уходят тревоги и обиды...

- Какой комплимент от режиссера за время вашей оперной истории вам запомнился?

- Режиссеры – непростые люди, с переменчивым настроением... Я работала со многими. Чем талантливее – тем своеобразнее. Знаменитый Мариуш Трелиньский, который ставил у нас «Пиковую» и «Мадам Баттерфляй», сказал как-то, что я Марлон Брандо на оперной сцене...

- Режиссерский диктат, их фантазии, претензии, капризы вам мешают?

- Я стараюсь сделать все, что от меня требуется. Выполняю поставленные задачи. Вникаю в режиссерский замысел. Но знаю: на сцену выйду я, я буду петь, жить в спектакле, за свой результат отвечу только я. И это в моей профессии прекрасно!

- Ваша дочь Вита поет? Хочет на сцену?

- Моя девочка начала службу в армии, петь никогда не хотела, в театре ей больше нравится быть за кулисами, а не на сцене. Она бы хорошо ассистировала режиссеру, организовывала.

- Творческую, нестабильную и нервную жизнь, она бы для себя не выбрала?

- Нет, она твердо стоит на земле!

- Вас на сцене смотрит? Ходит на все спектакли?

- Теперь ходит чаще, нравится, она об этом говорит – а для меня это самое большое счастье! Она – мое главное счастье, недаром ее имя – Вита, в переводе жизнь.

- Вы как-то говорили, что пришли в оперу практически случайно?..

- И это правда. Я никогда не занималась музыкой, особенно не увлекалась классикой. А сестра знала все оперные партии наизусть. Правда, когда я попадала в театр, всегда возникало странное де жа вю, ощущение, будто я здесь была, что это – мое... Играть я всегда хотела, но не формулировала это желание. С детства я мечтала быть учительницей начальных классов. Впервые запела в Израиле. Появился голос. Мирьям Мельцер повела по профессиональной дороге в Академии Рубина в Иерусалиме. Меня заметили. И так вышло, что я влюбилась в оперу. Когда мы жили в Риге, имя Марии Каллас для меня ничего не значило, больше на слуху почему-то была Монтсеррат Кабалье. А здесь я открыла для себя Каллас. Это было настоящее потрясение! Вот как бы можно что-то про технику, про сам голос сказать, можно что-то критиковать, можно придраться, найти огрехи – а энергетика бешеная, демоническая, так больше в мире никто не поет, ни от какого другого пения так не оживает сердце, все вокруг не становится иным!

- В вашей творческой жизни все складывается справедливо? Успешно?

- Так сказать было бы неверно. Н у кого так не получается. После первого успеха – это была сестра Анжелика в триптихе Пуччини, интересная, драматичная партия - я год ничего не пела. Ждала. А это самые трудные времена, когда нет работы, когда не выходишь на сцену.

- Сила чужой зависти вас доставала?

- Зависть есть всегда. У нас очень одинокая, очень трудная и зависимая профессия. Надо с этим жить.

- Волнуетесь, стоя в кулисах, бывает вам страшно?

- Я волнуюсь, но не оттого, что боюсь неудачи. Мое волнение – от предчувствия величайшего счастья!

- Что у Иры Бертман запланировано на завтра, на новый сезон?

- Буду впервые в жизни петь в Москве. Меня пригласил знаменитый режиссер Дима Бертман ( нет, не родственник, однофамилец...) спеть партию Абигаиль в «Набукко» Верди концертном проекте «Геликон-оперы» в Большом зале консерватории. Таким образом сбудется моя большая мечта. Потому что Москва для меня – одна из главных музыкальных столиц. Есть много планов, есть надежды – но это пока рассказывать не буду. Главное – петь!

- Что вас утешает, радует, на что бы вы потратили деньги, если бы было что тратить?

- На путешествия. На книги - так и не смогла привыкнуть читать с экрана, с компьютеров, мне надо, чтобы книга была моя, чтобы я ощущала ее тепло, ее запах. Чтобы нашему с ней общению ничего не мешало. Открыла недавно для себя французского писателя Бернара Вебера, его умные и яркие книги...И еще мне всегда было интересно узнать, прочесть про ситуции клинической смерти, про то, что там, за порогом. Именно не страшно, а любопытно.

- Что хотите спеть?

- Много чего – Джоконду, Федору, Аиду, Турандот! Хочу петь, петь, петь – это моя цель и маршрут!

- Кто из поющих сегодня для вас непререкаемый авторитет в жизни и профессии?

- Мой муж Йотам Коэн.

ОН исключительный человек. Много мне помогал, - он ведь учился в Италии... И все люди знают, что у него дивная душа и большое сердце.

-Если бы вы сами про себя писали статью, книгу, что бы вы написали такого, что знаете только вы?

- Всегда была бунтаркой. Маленькой совала булавку в электрическую розетку. Проверить, что будет. То ли, о чем говорят. О чем предостерегают. И меня било током. Помню, как потом была вся черная...

Норма уходит гулким коридором. Идет петь и любить. За стеной театра поздний синий вечер. Ветер увертюры летит над залом, городом, миром. Время музыки настает.

Инна Шейхатович