Смелость в музыке – тема особая. Создать стиль, язык – великая художественная новость, но бывает и иная новизна. Отвага другого сорта. Композитор Шарль Гуно был одним из тех смельчаков, кто отважно взялся за музыкальное воплощение эталонного, всеми почитаемого, бережно хранимого шекспировского текста. Авторитет всесветно любимого барда не смутил его. Гуно написал оперу «Ромео и Джульетта». И – победил. В этой оперной версии великого текста много дивных мелодий, она покоряет роскошью хоров ( один хор-реквием после гибели Меркуцио и Тибальда чего стоит!)и навсегда берет в плен красотой арий. Разумеется, не все пласты гениальной пьесы разработаны детально, не все эпизоды зазвучали. Меркуцио здесь вовсе не эксцентричный борец и философ, а Стефано, паж Ромео, введен только потому, что ему композитор придумал эффектную большую арию. Либретто Жюля Барбье и Мишеля Карре – это рамка, лекала для музыкального полотна. Когда герои страдают в соответствии с указаниями дирижерской палочки, условность искусства кажется безоговорочной. Отрешиться от нее почти невозможно. И – так прекрасно, когда это удавается. Об этом думала я, сидя в креслах Израильской оперы, слушая впервые повставленную у нас оперу сладкоголосого мелодиста, романтика Шарля Гуно. Того, для кого чувства простого, маленького человека, биение сердца, такие мало что в мире на самом деле меняющие вещи, как нежность и преданность, были исключительно важны.

Француз, режиссер Жан-Луи Гринда (он ставил у нас «Дона Карлоса», «Джоконду» и «Мефистофеля») не хотел никаких резких поворотов в своем постановочном решении: герои не летают, не носят скафандры и не живут во времена мобильных телефонов. Они существуют именно в том пространстве, которое дал им Шекспир. В Вероне, но и в вечности. И так же, как у Шекспира, тщетно пытается примирить, воспитать, запугать злобных дебоширов благородный Герцог (как всегда величественно и светло, потому что это его суть, мощно и значительно восходит на подмостки веронской площади блестящий Владимир Браун – в мировой опере сегодня мало таких личностей, таких Артистов!), и патер Лоренцо (Петри Лундрос, немного стертый, излишне бытовой) на свой страх и риск пытается дать городу, его враждующим семействам надежду, успокоение...И Меркуцио выдыхает свое беспощадное-предсмертное «чума на оба ваших дома» точно в ритме. И ощетиниваются игрушечные мечи, и льется кровь, и в белой спальне Джульетты идет вечный спор любящих о том, какая это птица делит с ними их летучее мгновение счастья – соловей или жаворонок.

А мрак за белым альковом похож на полярную ночь...В спектакле, поставленном Гринда, все узнаваемо и традиционно. Сапоги и пышные юбки, арки, ворота веронских улиц и штоф парадных покоев (сценограф Эрик Шевалье). Никаких эгоистичных и амбициозных игр режиссера с материалом. Никаких экспериментов. И – оставим свои стремления к взрывам и сенсациям, ко всем этим извращениям, прыжкам, обнажениям на оперной сцене в последнее время!- в спектакле «Ромео и Джульетта», который можно увидеть и услышать в эти дни в Тель-Авиве, есть дух ушедшего времени и неумирающей поэзии любви. Режиссер Гринда, возможно, излишне привержен симметрии и архаичной знаковости (череп на авансцене в эпизоде с патером Лоренцо, тот момент когда, присягая любимому в верности, Джельетта выхватывает стилет из складок свадебного платья, которое надето на манекен, и показная, нарочитая симметрия, красивость последней позы умирающих любовников в склепе...). Но странным, или даже не странным, а ожидаемым образом эта музыкальная притча о двух злобных семействах, которые готовы крушить и резать всех чужих, звучит ярко и остро в мире, где льются потоки крови. Где злоба выходит из берегов, где поэт с его балладой о затейнице и развлекательнице королеве Меб никому не нужен ( искусство стало средством зомбирования масс, важен не поэт, не мысли, не творчество, а личная скандальная жизнь и отношение к гламуру, диетам, «лейблы», кутюрье и пр).

«Ромео и Джульетта» - это дуэт. По сути, по устремленности, по энергии это рассказ о двух людях. Все прочие и все прочее – фон. Вражда, которая сгубила этих юных влюбленных, всего лишь шамкающие челюсти обывателей. Примитив и тупость. Любовь как ее понимали все лучшие люди мира (Уильям Шекспир и Шарль Гуно из их числа) – взмах крыльев. Такой же прекрасный, как искусство. Эта опера – гимн искусству любить. Самому прекрасному на нашей жестокой и драматичной планете.

Я послушала эту оперу у нас в Тель-Авиве три раза. Так вышло. Так легла карта. Было каждый раз по-своему интересно и волновало разными гранями постановки, трактовки, разными акцентами. А рассказать подробнее хочу о том составе, в котором солистами выступили Хила Баджо и Нажмиддин Мавлянов.

Хила Баджо –Джульетта беззаботна и изящна в начале истории, она немного картинно смущается, когда отец ведет ее по коридору расфуфыренных гостей, прелестно и легко поет свой знаменитый вальс, она готова переступить порог взорослой жизни, она готова быть нарядной игрушкой, послушной дочкой и женой. А потом в ее жизнь и вальс входит Ромео. Еще не зная, что он из чужаков, из врагов, она уже все решила. И за себя, и за него. И с этой дороги она уже не свернет. Застынет статуей, узнав его вимя. Будет сжимать руки патера Лоренцо, будет спокойно и твердо рассказывать Ромео, как они все устроят, как встретятся, как заключат своюз на всю жизнь. До гробового часа. Выпьет из флакона свою страшную надежду- и свою клятву юному мужу.

Певица звучит чисто и ровно, не забывает о том, что это не концерт и не история о солистке с колоратурным сопрано. Она – Джульетта. И из ребенка на наших глазах становится женщиной. Той, что отвечает и за себя, и за него, человека, в котором ей важны не имя и не статус. Она сдается не натиску – нежности. Чуду любви. Хила Баджо умеет быть чутким партнером. С восторгом и благородством живет на сцене. И очень внимательно, достойно взаимодействует с Ромео-Мавляновым. Он, этот чуть неловкий, закрытый, очень одинокий в толпе парень, Монтекки, наивно и упрямо пытающийся рассмотреть на балу чужую девочку в нарядном платье, удивляет красивым тембром, который не спутаешь с другими.

Его тенор кажется дорогой тканью ручной вышивкой. Гость из Узбекистана обладает красивым голосом, инструментом редкой природы. Певец умеет рассказать о герое много, культурно, со вкусом, без суеты.

Он органично и тепло повествует, волнуется, старадает. Веришь, что он любит и готов умереть за эту девушку, которая тоже так просто и спокойно готова ради него на все. На жизнь, смерть, боль, одиночество. Артисты играют свой трагичный мир, свой вдохновенный рассказ просто и трогательно. Красиво. Человечно. И в сердцах людей в зале от их игры становится светло, будто счастливый любовный напиток переливается через рампу. Может, любви и света в людях от такого спектакля прибавится? Дирижер Франческо Чилуффо делает свою работу с оркестром Ришон ле-Циона внимательно, профессионально, по его рукам легко играть, он поет вместе с хором, грустит вместе с несчастной четой обреченных влюбленных. Мне не хватило стройности, слаженности в оркестре. Не хватило красок. То же и с хором. Будто чуть-чуть недоработали. Хотя возможности велики... Общее настроение и дух музыки Шарля Гуно, музыки, в которой так явно ощущаются находки и построения мелодики гения Чайковского, его влияние, его гармонии, несомненно присутствуют. Одна из первых лирических опер вечно воюющей Европы, опера, в которой важна только изящная поэтичность и жизнь чувствительной, нежной, сокровенной души, получилась на нашей сцене человечной и убедительной. А дуэт Баджо –Мавлянов создал очень добрый и величественный рассказ. Живите, люди, с весной в сердце. Злоба губит. Счастье можно найти, если быть людьми...Ходите в оперу – там можно многое узнать о жизни и искусстве.

Инна Шейхатович