Zahav.КарманZahav.ru

Четверг
Тель-Авив
+30+16
Иерусалим
+28+15

Карман

А
А

Новые выставки в музее «Мишкан ле-Оманут» в кибуце Эйн-Харод

Новых выставки - три. Две из них - «Владения ужаса» Леона Энгельсберга и видео-цикл «Я знаю тебя» Грегори Абу действуют с двадцатых чисел февраля, еще одна «Берлинская лазурь» Ишая Худисмана открылась в двадцатых числах марта.

04.04.2021 Обновлено: 04.04.2021
На правах коммерческой информации
Фото: пресс-служба

Все три выставки - отнюдь не развлекательны, непросты для восприятия, глубоки. В них скрыто много слоев - от чисто живописных до исторических, исследовательских, слоев памяти. Это не развлекательные выставки, по которым быстро пробегаешь между поездкой откуда-то - куда-то. Это те выставки, ради которых приезжают именно в этот музей, приходят именно в эти залы и учатся. Учатся смотреть познавать, сопереживать и помнить. Помнить - если судить по этим выставкам и благодаря им - о планете, о Катастрофе, об исчезнувших людях и землях.

Ишай Худисман. «Берлинская лазурь».

Зверство и пигмент

Ишай Хусидман, мексиканский художник еврейского происхождения, живущий в настоящее время в Лос-Анджелесе, исследует историю красок и живописи и представляет ее через призму современности. «Берлинская лазурь» - так называется его выставка в Эйн-Харод - серия картин, выполненных почти исключительно одним из первых искусственно созданных пигментов, использовавшихся европейскими художниками, - берлинской лазурью.

Ишай Хусидман - один из тех художников современности, чьи работы посвящены в основном вопросу того, как сейчас показать Катастрофу - показать новым зрителям новых поколений. Серия его картин «Берлинская лазурь» не оставляет равнодушным никого, вовлекая зрителей в поле напряженности, возникающее где то на стыке сопротивления, образности, абстракции, памяти, иллюзии и боязнью забыть, опасением того,что память сотрется.

«Берлинская лазурь» - тревожное название. А в прямом переводе с иврита тревога усиливается. «Прусская синяя» - так еще называется эта краска, о которой куратор выставки Куатемок Медина пишет так: «Есть краски, историческое значение которых превосходят визуальное впечатление. Одна из них - берлинская лазурь. Выделенный впервые в 1704 году в Берлине, этот пигмент, этот цвет вскоре стал символом прусской армии и одним из первых искусственных пигментов, используемых европейскими художниками»
Берлинская лазурь стала первой синтетической краской с устойчивым синим цветом. Возрождение японской гравюры на дереве обязано появлению этой краске, а японская гравюра, как известно, в свою очередь, повлияла на французских импрессионистов.

Но куда более известен тот факт, что эта краска вязана с Катастрофой европейского еврейства во время Второй мировой войне: пестицид, использовавший в нацистских газовых камерах, Циклон Б, оставлял цветные пятна синего цвета берлинской лазури на стенках камер, вследствие химической реакции этого смертоносного соединения.

В 1782 году шведский химик Карл Шееле выделил из берлинской лазури цианид водорода в виде водного раствора (синильную кислоту), в 1811 году французский химик Гей-Люссак получил безводный НСN (в виде газа). В начале 20-го века на его основе берлинскими химиками был создан инсектицид-фумигатор под торговой маркой «Циклон Б», который с 1941 по 1945 год использовался нацистами в концлагерях для «окончательного решения еврейского вопроса».

Еще до Освенцима, Биркенау, Маутхаузена, Нойенгамме, Заксенхаузена, Нацвейлер-Штрутгофа, Штуттгофа, Равенсбрюка и Дахау, систематическое отравление газом людей во время нацистского правления было впервые осуществлено в январе 1940 года в рамках программы «эвтаназии» Aktion T4 - программы уничтожения инвалидов, психически больных и неизлечимо больных.

Осенью 1941 года этот метод уничтожения людей был расширен за счет внедрения мобильных газовых фургонов на Востоке, где эскадроны смерти СС уничтожили почти миллион человек до начала 1943 года. В декабре 1941 года в лагере в Хелмно в Польше установили стационарные автофургоны, предназначенные для убийства евреев и цыган.

«Окончательное решение» стало политикой нацистов в январе 1942 года. Для массовых убийств в лагерях смерти в Белжеце, Треблинке и Собиборе были построены газовые камеры. В этих лагерях смерти погибло более полутора миллионов евреев. Лагеря Aktion Reinhard были полностью демонтированы немцами к концу 1943 года, и сегодня от них почти не осталось никаких физических следов.

В конце августа 1941 года заместитель коменданта лагеря Освенцим Карл Фрич разработал эксперимент, в котором заключенные подвергались удушению с помощью Циклона Б. Первоначальное испытание проводилось в закрытой камере на 20-30 советских военнопленных. Первое массовое убийство газом Циклон-Б произошло 3 сентября 1941 года, когда для измерения токсичности этого продукта отравили газом 600 советских военнопленных, 250 польских пациентов из лагерной больницы и 10 заключенных из пенитенциарной роты. К началу осени 1941 года крематорий Освенцима был приспособлен для уничтожения людей Циклоном Б.

Сам черный (не синий, а черный) ужас происходившего, напряжение между цветом и историей, восприятием и материальностью, картиной и живописью - вот тема этого цикла, который Ишай Хусидман посвятил чрезвычайно сложной проблеме: как возможно, как должно современным художникам визуализировать Катастрофу через искусство? Живопись позволяет художнику погрузить зрителей в лабиринт исторической памяти, в то время как образы, созданные его кистью, воссоздают мучительную тишину.

На протяжении более, чем трех десятилетий Ишай Худисман не просто раскрывает потенциал живописи - он изобретает новые методы, придумывая свою систему перспективы (цикл «The Astronomer», 1987-1990), тонкости передачи (серия «en-treatment», 1998), опыты на грани различных медиа и живописи (The Economist Shuffle, 2006-2009).

«Берлинская лазурь» (2010-2016 гг.) - это, пожалуй, самая сложная его попытка улучшить мир (и поколебать его равновесие) нарисованным изображением, бросить вызов, столкнуться с проблемами политическими и этическими. В нынешние наши вновь тревожные времена «Берлинская лазурь» Хусидмана побуждает нас смотреть в будущее, помня при этом, что не стоит отворачиваться от прошлого, заблуждаясь в том, что мы можем оставить его позади.

Но почему все-таки берлинская лазурь? Вот что отвечает Ишай Хусидман: «Весной 2010 года я оказался на ретроспективной выставке бельгийского художника Люка Тейманса в Музее современного искусства Сан-Франциско. На выставке, среди прочих, была представлена небольшая картина 1986 года, которая казалась скромной, но на деле именно она положила начало карьере Тейманса. Название работы очень простое: «Гаскамер» - газовая камера, - и говорят, что она описывает газовую камеру в Дахау. Эту картину очень сдержанна - не зная, можно подумать, что это пустой гараж или подвал. В тексте выставки отмечалось, что эта картина доказывает утверждение о невозможности изобразить Катастрофу в современном искусстве, в духе знаменитого высказывания немецкого философа Теодора Адорно 1951 года в его хрестоматийном эссе «Критика культуры и общество», что поэзия после Освенцима умерла: «Писать стихи после Освенцима - варварство, и это подтачивает и само осознание того, почему сегодня невозможно писать стихи». Я же задался вопросом: если картина не может рассказать о Катастрофе, зачем художнику пытаться ее нарисовать? Может быть, живопись не подходит для описания Катастрофы?

Американский арт-критик Клемент Гринберг в 1950-х годах добрался до восточной Польши и увидел в Майданеке жуткие «фрески» - стены газовых камер, пропитанные темно-синими пятнами берлинской лазури - продукта случайного химического соединения между цианидом и железными элементами стен. Это реальный факт, сформировавший мою идею о том, что в живописи Катастрофу можно выразить через синий цвет.

Шесть лет я пытался выразить Катастрофу на своих картинах. Результатом стала серия из пятидесяти работ, почти полностью выполненных берлинской лазурью, серия больших монохромных картин, созданных из сотен тончайших полупрозрачных слоев.

Моя цель - создать эмоциональный диссонанс, который будет ощущаться посреди этих картин. Диссонанс особенно заметен в группе работ, составляющих основу серии - четырнадцати картинах, практически полностью скопированных с фотографий газовых камер. Некоторые из фотографий были сделаны сразу после войны, другие - гораздо позже».

Грегори Абу. «Я знаю тебя»

Кураторы: Батшева Гольдман-Ида и Янив Шапира

«Похвалы и обвинения, прибыль и убыток, удовольствие и страдание приходят и уходят, как ветер. Чтобы быть счастливыми, надо стоять твердо, как большое дерево, расслабленно и мирно во всем этом». Сиддхартха Гаутама, известный как Будда.

Грегори Абу представляет в музее цикл видео-работ, над которым он работал последние пять лет в разных местах планеты: на Лофотенских островах в северной Норвегии, в лесу Якусима на юге Японии, в поселении византийского периода Шивта в Негеве, где Абу превращается в каббалиста, «разбивающего сосуды», и в заповеднике Эйн-Зив в Западной Галилее.

Грегори Абу - един во многих лицах: он автор этого завораживающего цикла, он же - актер, режиссер, оператор. И он же - новое слово в искусстве, связанное с осознанием природы, неустойчивости и мультикультурности эпохи. Недаром Грегори Абу снимал свои ролики в разных страна, преображаясь то в дервиша, то в пустынного мага. Во всех роликах он балансирует - на камне, посреди потока, на столе - пытаясь найти равновесие, гармонию, баланс. Но гармония недостижима, хотя ради ее поиска Абу вновь и вновь отправляется в путешествия, украшая свои видеоинсталяции и перформансы привезенными дарами: фарфоровыми чашами, устланными тонкими золотыми листьями, вешалками для одежды, сделанными из японского кедра, свитками каллиграфии и мантиями из льна, которые он же сами скроил, придав им форму иероглифов.

Эта удивительная выставка-видеоинсталляция-перформанс родилась во время одного из карантинов, когда в мае 2020 года Абу Грегори оказался в пустых залах музея в Эйн-Харод. Пустой зал - площадка для танца одиночки, вдохновленного светом музея, точнее - устройством света в этой скинии искусства, света, проходящего сквозь окна, стеклянные потолки, высокие прорези-бойницы в стенах. Танец в световых потоках... Этот танец также вошел в видеоинсталляцию «Я знаю тебя», ставшую одновременно и реакцией на световое решение архитектуры музея. Грегори Абу задрапировал стены выставочного зала холстами, превратив его в шатер, временный дом кочевника, зазывающего гостей, приглашающего публику собираться в нем - как дань уважения архитектуре музея (напомню, что здание музея «Мишкан ле-Оманут» в Эйн-Харод», где новаторским образом использовалось естественное освещение, спроектировал архитектор Шмуэль Бикельс в 1948 году).

Выставка затрагивает вопросы отношения к природе, экологического сознания. Абу не пытается завоевать природу - скорее, пытается ей соответствовать. Получается ли? Не всегда...Хотя он пытается взять ее святостью, снимая свои работы в «святых местах» - в старинных церквях или в священных рощах синтоистов. Реквизитам, которые он использует в свои церемониях, он дает буддистские или каббалистические названия, и располагает их в пространстве наподобие десяти сфирот, или как переход между мирским и священным, воплощенный в японских воротах тории в синтоистских святилищах.

Леон Энгельсберг. «Владения ужаса» (Куратор: Янив Шапира)

В течение пятидесяти лет своего творчества, от жизни в Варшаве до последних дней в Иерусалиме, Леон Энгельсберг писал картины, связанные с ужасами Катастрофы. Писал в сюрреалистической манере, погружаясь в царство памяти, кошмара и подсознания - в живопись, свободную от оков логики и реальности, игнорирующую общепринятые правила композиции и перспективы.

После репатриации воспоминания о Катастрофе еще сильнее преследовали Энгельсберга. Картины, которые он создавал с 1960-х годов, были похожи на лоскутное одеяло из фрагментов событий и абстрактных цветовых пространств. В некоторые свои картины на темы Катастрофы Леон Энгельсберг включал фрагменты иерусалимских пейзажей, стен Старого города, холмов или оливковых рощ, которые видел из своего окна - как дань его постоянной тоске по красоте, утешению и новой родине.

Читайте также

Однако его желание найти в Израиле свое место осталось нереализованным. Он не смог отречься от своего прошлого и стал изгнанником в своей собственной стране, хотя и стремился укорениться в ее культурном ландшафте.

Может не просто так в Иерусалиме Энгельсберг жил на улице Ашхаэль, в квартале Абу-Тор, где проходит невидимая глазу граница, которую чувствуют и хорошо знают жители района. Эта улица стала зеленой чертой - границей 1967-го года, именно здесь проходит граница между восточным и западным Иерусалимом. На одной стороне улицы квартала Абу-Тор проживают еврейские семьи, на противоположной - арабские. Квартал расположен в историческом центре города - между холмом Джабель Мукабр и долиной Гееном, возле заброшенной ортодоксальной церкви, рядом с тремя иерусалимскими синагогами и смотровой площадкой на Храмовую Гору. В одном из домов Абу-Тора и была расположена студия Леона Энгельсберга, скончавшегося 22 года назад и завещавшего свою студию и работы в ней хранившиеся государству.

Выдающийся художник, музыкант и композитор Леон Энгельсберг родился в Варшаве в 1919 году в традиционной буржуазной семье, его родители и его сестра-близнец, по всей видимости, погибли в Треблинке.

В детстве семья жила в городе Отвоцк и Варшаве. Леон посещал общеобразовательную гимназию и играл на скрипке. В 1939 году после немецкой оккупации он бежал во Львов, а оттуда был депортирован в Советский Союз. В 1943 году вступил в польскую армию, действовавшую в составе Советской армии, служил стратегическим наводчиком и рисовал. Во время службы он получил травму и получил почетную медаль. Во время войны, оказавшись во Львове, Энгельсберг присоединился к польским частям Красной армии, был ранен и удостоен множества медалей. После войны Леон вернулся в Польшу, где окончил музыкальную академию, изучал искусство в Варшаве и был членом художественного союза города. В 1957 году он репатриировался в Израиль, был отправлен в транзитный лагерь в Кирьят-Биньямин, недалеко от Хайфы. Через несколько месяцев после этого он переехал в заброшенный дом в районе Абу-Тор в Иерусалиме. Дом, где он снимал комнату для жилья и студию для работы вскоре сменил владельцев и Энгельсберг до конца жизни, чтобы добраться до своей студии, проходил через чужую квартиру. Энгельсберга часто описывают как одинокого волка, затворника, еврейского беженца, желавшего строить новую родину и заниматься своим делом, но тоскующего и так и не «пустившего корни» в местный пейзаж. Энгельсберг не был признан при жизни, но после его смерти в 1998 году его работы были проданы за миллионы долларов (часть денег от продаж пошла на поддержку мастер-классов Кешет Эйлон и помощь юным скрипачам). Он завещал свое имущество государству, просил, чтобы его студия стала центром для художников. Этого не произошло до сих пор, а после его смерти большая часть картин была передана Музею Израиля в Иерусалиме, Тель-Авивскому художественному музею и музею Яд Вашем.

*****

Музей Мишкан ле-Оманут, кибуц Эйн-Харод. Тел: 04-6486038

Часы работы: понедельник-четверг: 9: 00-16: 00, пятница: 10: 00-13: 00, суббота: 10: 00-14: 00.

Сайт музея - https://museumeinharod.org.il/

Страница в фейсбуке - https://www.facebook.com/MishkanLeOmanutEinHarod