Если не поддаваться панике - очень даже можно хорошо жить. Жить с искусством. Я пришла в тель-авивский Дом Художника. На выставку Давида Герштейна. В двух миниатюрных залах на втором этаже здания развернулась эта дорога. Маршрут между балконами и автомобилями. Холст, акрилик. Первый зал - балконы. Второй - автомобили.

«U turn». «Разворот». Так называется выставка и так можно определить новый, неожиданный ракурс в творчестве мастера. Мастера, который выбрал для себя непростую судьбу - заниматься искусством в Израиле. И долгим, не всегда усыпанным цветами путем движется к успеху, к пониманию.

Я стою перед большим холстом, по которому бегут тени-узоры, белые на серой стене, преображенные в тень, кистью-тенью нарисованные, отображенные облака, листва. Балкон плывет по морю узорчатых теней. И женщина на другой картине, на соседнем балконе, подчеркнуто неяркая, как тень, задумалась рядом с вывешенными травянисто-зелеными яркими простынями-пододеяльниками. Тени качаются, пляшут. Еще один дом, совершенно понятно¸ что это именно один тель-авивский дом. Ящик кондиционера выставлен, как ухо. Балкон - как лифт. Он движется из этажа света на этаж тени. Что-то в этих работах неуловимо детское, и очень взволнованное, и внимательно-осторожное. И - свежее! На балконе Рита и Григорий, сотрудники мастерской Давида Герштейна, они задумчиво смотрят на зрителя. И на зрителя, на нас с вами смотрит дом, его стены, ставни, стекла. Передает настроение художника. Его жизнь. Его время. Его движение. Акрилик на холсте. «Разворот». Балконы над Тель-Авивом. Балконы над миром.

Я думаю о тех балконах, которые остались в моей прошлой жизни. До Израиля, до Тель-Авива. Они многое выражали, они были не дом, не улица - особая субстанция.

В зал входит стройный моложавый мужчина. В маске. Курчавятся короткие седые - серебристые! - волосы. Это он, Давид Герштейн.

Я расспрашиваю мастера - и потихоньку его разглядываю. Знаю, что он родился в феврале 1944. Служил в десантных войсках. Его руки - на удивление изящные, небольшие. Очень молодые. Улыбка - даже под маской видно, какая она открытая и светлая. С ним не сочетаются слова «маститый» или «пожилой». Он похож на пытливого студента…

Мы беседуем. В Тель-Авиве июль, велосипеды летят за ветром, пронизанным солнцем и энергией. В мире - время перемен. Смутное время. В Доме Художника - искусство. И время бесед.

- Господин Герштейн, откуда пришла ваша тяга к искусству, тяга творить? Кто из родителей напитал вас этим прекрасным и странным желанием? Как сформировалась цель - стать художником?

- Думаю, это пришло не от родителей напрямую, скорее - из неких подсознательных потоков впечатлений. Какие-то детали, толчки сложились в мозаике - например, у мамы были умелые руки, дед с маминой стороны переписывал книги Торы. А еще один наш родственник был довольно известным в США художником, создателем комиксов, его звали Мордехай Герстайн. Но все равно реальных предпосылок моему выбору было не так много. В доме было несколько совсем простых картинок, дешевый кич. Можно сказать, что познания в изобразительном искусстве были минимальны. Мой брат-близнец рисовал еще будучи очень маленьким, и я тоже начал. Все детство рисовал. В школе мне говорили «Ты будешь художником». Напророчили…

- Есть одна очень серьезная проблема. Выбрать профессию художника - значит, никогда не быть уверенным в завтрашнем дне¸ всегда находиться в заботе о хлебе насущном…Родителей беспокоило то, что вы ступили на этот тонкий лед?

- Конечно! Мы жили скромно, если не сказать - бедно. И сами они, и их друзья были идеалистами. Оба родились в Польше. Маму привезли в три года, папа приехал в Эрец Исраэль, когда ему было 18. Они хотели для детей жизни, которая была бы лучше и приятнее, надежнее, богаче их собственной. Чтобы дети стали адвокатами или врачами. Понятно, что неопределенность профессии художника, их пугала.

- Я читала, что однажды на их ферме погибли все коровы…

-…да, было такое…

- …и коровы из стали на ваших скульптурах - оттуда, из детства…И арбуз, и кошки, и велосипеды… Папа и мама увидели, успели увидеть вас знаменитым, успешным?

- Они увидели начало. Первые успешные шаги, - а это со мной произошло довольно поздно, в пятьдесят лет…Мне много времени понадобилось для разгона. Родители часто предлагали мне денежную помощь, но я всегда отказывался. Мне было стыдно. И я перебивался, как мог.

- Но теперь - извините за вульгарность постановки вопроса - вы не голодаете, хватает на хлеб?

- Я не миллионер, не могу купить самолет или остров - но можно сказать, что я - хорошо обеспеченный человек. Когда пришел успех, я оставил преподавание. Создал студию.

- Вас сравнивают с Фернандо Ботеро, Дэвидом Хокни…

- …я начал в свое время изображать полненьких женщин, меня это интересовало. А когда увидел такое у Ботеро - сразу прекратил. Зачем делать то, что уже сделано? Хокни я очень ценю, очень уважаю его дар.

- Знаю, что учились и в Израиле, и в Париже. А потом в Лондоне, Нью-Йорке. Что для вас Париж, Франция?

- Париж - очень любимый, очень дорогой для меня город. Город художников. Тех, кто для меня равен богам. Шагал, Модильяни, Пикассо… Я тоже всегда думал о том, чтобы найти свой знак, как подсолнухи Ван Гога, или таитянские женщины Гогена. Может, мои балконы и автомобили тоже немного знак. Моя империя. Мое, только мое в искусстве.

- А как вы восприняли выставку Джеффа Кунса, которая развернута сейчас в музее изобразительных искусств Тель-Авива?

- Я был на этой выставке. И не очень могу понять, чего там больше - пиара, коммерции или искусства.

…Стекло автомобиля на полотне - как экран, как прозрачная основа для отражения, другой, новый носитель, база для передачи стремительного полета листвы, игры облаков, рама для портрета. По миру едет капсула, несущая свою собственную тему. И эти многочисленные электрические самокаты, беззаконные «коркинеты» - они тоже своего рода капсулы. Юная пара на одной дощечке, он, она, мобильный телефон, новизна и движение. Отдельные истории, отдельные миры. Едут большие автомобили. И дело не в том, что художник решил изобразить разноцветные машины в городском пейзаже, показать город в движении. Самое важное в этих работах то, что отражается в автомобильных стеклах. Стекла текут рекой, а в них сквозят-живут листва, дожди, полосы света и тени. Можно сказать, что сюжет этих работ - мир сквозь призму движения и стекла.

- Вы знамениты, популярны далеко за пределами Израиля. Ваша знаменитая уникальная скульптура «Момент», восемнадцатиметровая, цветущая всей радугой, украшает урбанистический, поражающий своей мощью Сингапур. В Москве, в самом центре столицы, в центре «Романов двор» в феврале этого года прошла ваша масштабная персональная выставка. В мире много ваших работ, они вызывают удивление, восхищение. Как вы думаете, где вас понимают лучше? В родной стране? В Европе? На Дальнем Востоке?

- Как это ни грустно, в Израиле мало кого ценят и любят. Я как-то сделал скульптуру для Реховота. Она была установлена возле здания муниципалитета. Потом вдруг исчезла. И никто даже понятия не имел, где она. И никому это не было интересно. Я ее нашел, на свалке, не очень это приятно, но у нас и так бывает…

- И все равно ваши скульптуры из этой дивной расписной стали - отличительный, фирменный знак. Особая примета наших городов…

Я задаю вопрос, без которого не обходится ни одно интервью. О личной жизни. Мой собеседник грустнеет, отвечает тихо. Жена, с которой они вместе прожили много лет, умерла от рака груди. Она была архитектором. Их дети, сын и дочь, взрослые, талантливые, не выбрали искусство в качестве профессии, хотя любят, понимают.

- Чему знаменитый Давид Герштейн посвящает досуг?

- Я люблю читать. Особенно мне интересны мемуары художников. Расскажу интересный факт из моей жизни. Был я как-то в Вашингтоне, и меня на официальном приеме (это было в те времена, когда Нетаниягу представлял Израиль в ООН) познакомили с дамой. По имени Франсуаз. Побеседовали. И мне сказали, она эта та самая Франсуаз, что была женой Пикассо. Я был просто счастлив! Ее книгу я прочел три раза. Но - вот беда!- она не желала говорить о Пикассо, ни за что…

- Как вам удается поддерживать такую прекрасную физическую форму? Спорт? Диеты?

- Да нет, я не могу сказать, что очень занят спортом, диетами. Люблю простую пищу. Нормальную. Не поеду за тридевять земель в какой-то пафосный ресторан, где мне на тарелку положат нечто неподражаемое-уникальное, прикрытое листиком.

- Есть еще идеи для перемены маршрута? Для нового разворота?

- Да, но я пока не буду об этом говорить. Очень хочу еще что-то сделать, оставить после себя. Чтобы люди через 300 сказали: «Это работы Дуду Герштейна, был такой, и он не изменял себе!».

P/S

Кураторы выставки в Тель-Авиве Арье Беркович и Вера Пильпуль вложили в экспозицию много души. Это чувствуется, этим дышат стены. Неукротимая¸ интеллигентная, полная энергии и влюбленная в искусство Вера Пильбуль два года вместе с Давидом шла к этой выставке. И вместе с ним победила. Счастья, благополучия вам, Творцы!

На правах рекламы