Zahav.КарманZahav.ru

Пятница
Тель-Авив
+26+19
Иерусалим
+23+15

Карман

А
А

Правда и прожектор

Вокруг «Бейт-Ционей-Америка» гудел улей кафе и уличных ресторанчиков. Стучали каблучки. Мягко и незаметно стемнело. Свет солнца ушел.

08.04.2014
На правах коммерческой информации
Фото: пресс-служба

Читайте также

Вокруг «Бейт-Ционей-Америка» гудел улей кафе и уличных ресторанчиков. Стучали каблучки. Мягко и незаметно стемнело. Свет солнца ушел. Тель-Авив густо расцвел белыми и желтыми цветами фонарей. Разноцветье неоновых вывесок и рекламных щитов четко и решительно отделило нас от дня и ночи. Театр ночного города позвал к себе. Театр назначил встречу, и из разбитого искусственным сиянием нереального, как на другой планете, вечера мы шагнули в зал, где нам обещали подлинность. Зал наполнялся медленно. Почти все зрители когда-то видели легендарный моноспектакль Ицика Вайнгартена по его же пьесе «Станцевать с отцом» («Лиркод им-аба»). Тот спектакль стал желанным гостем множества фестивалей. Пьеса идет и сейчас в Германии, Японии, Турции, США...

Режиссер Гади Цадака решал расписать партитуру «Станцевать с отцом» на три голоса. Вместо знаменитого спектакля- монолога нам показали танец-трио. Все происходит в танцевальной студии. Черные ткани развеваются. Серо- черный окрас спектакля - вот избранная режиссером Гади Цадакой и сценографом Бано Фриделем цветовая гамма. «Станцевать с отцом»- это пропущенная через сердце история мальчика-аутиста. Мама отказалась от него и уехала. Папа (актер Офер Амрам, он же хореограф) – танцовщик и сложная творческая личность – растит его один. И еще танцует. И сносит удары судьбы: некий критик по фамилии Шем-Тов в пух и прах разбил его последнюю работу. И папа в гневе. У папы- танцовщика есть подруга. Ее играет Сара Крап. Сына играет Цахи Зеэв-Лук. Энтони Эгерти написал для спектакля-танца музыку.

Отец все время печально - тревожен. Спрашивает сына, почему он так странно двигается. «Все на тебя обращали внимание на улице!» - нервно заявляет он. Этот папаша явно не умеет и не хочет справляться с трудностями воспитания непростого сына. Просит не ходить за ним, за папочкой, хвостом. Потом неуклюже прячет от него свою подругу. Снова злится. Танец Офера Амрама выглядит безнадежно беспомощным (это явно не Барышников. И не Идо Тадмор!). Зачем актеру было пытаться танцевать, если он этого не умеет – неясно. Зачем ставить танец – если это похоже на неуклюжий переход через болото? На выходе из зала после спектакля одна интеллигентная дама мягко произнесла: «Думаю, Шем-Тов был все же прав...». Сара Крап так же смутно неубедительна в роли танцовщицы. Они с Офером Амрамом демонстрируют единство душ и тел, танцуя какой-то загадочный и фальшивый движенческий воляпюк. Верить этому, а, тем более, восхищаться подобной любительщиной, невозможно. Сын (его длинное бестелесное тело так невесомо и так устремлено ввысь, что, кажется, он сейчас умчится под облака) в исполнении Цахи Зеэва – Лука выглядит намеренно, натужно трагичным. Он просто воплощение горя. Актер будто поставил задачу непременно всех довести до слез. И в финале, когда отец умер, а отцовская подруга что-то невнятное лепечет про уход из закрытого заведения, куда попал этот мальчик-сирота с явными отклонениями, мы видим слезы на его лице. Скажем так: судьба героя драматична. Его состояние вызывает сочувственный отклик и без ухищрений театра. В простом разговоре скажи, что вот есть такой парень, и он без родителей, не умеет ни читать, ни писать, и его будущее очень невесело, всем станет не по себе... Но при чем тут театр? История болезни может растрогать и взволновать. Но - при чем здесь искусство? Когда подруга, эта русалка с блестками в волосах, отходит в сторону, не участвует в действии, она стоит у низкого сценического прожектора (его специалисты по театральному свету называют «фут», или «футлайт»). Будто греется в его тепле. Этот прием показался надуманным и неубедительным. Образы вышли плоскими. Все. Когда сын протягивает к небу тонкие, прозрачные пальцы и издает звуки типа стона, а отец умиленно говорит, что поставит на эту музыку (!) свой новый танец, это совершенно неубедительно. Прием не срабатывает. Катарсис не грядет. Еврейский театр показал новую версию «Станцевать с отцом». Для чего он ее сделал – неясно. Было грустно? Безусловно. Было художественно? Нет, ни в коем случае. Почему-то мелькнула мысль: жарко ли ногам актрисы от «фута»? И – почему нельзя было взять профессионального танцовщика? Не было средств? И – что сказал про все это Вайнгартен? Других вопросов спектакль Гади Цадаки не вызвал.

Инна Шейхатович

Фото Нурит Мозес