Евгений Акимов - человек с голосом изумительной красоты. Когда он просто разговаривает - ничего такого понять нельзя. Он шутит, легко подхватывает тему, дурачится (будто вырвался из плена условностей и с радостью стал самим собой!). О том, что в его горле живет сладкоголосая птица, можно даже не догадаться. Вот он такой себе человек - невысокий, довольно плотный, вежливый, зазнайства нет и тени. Но приходит момент, музыка зовет за собой - и звучит голос, теплый, яркий, будто золотым шитьем украшенный, чем-то напоминающий голос Ивана Козловского. Голос принцев и поэтов, умирающих от великой любви. Голос, за который даже страшно, так он ясно и ярко сияет и так безвозвратно очаровывает. Солист Мариинского театра, дважды лауреат «Золотой маски» (за партии Неморино в «Любовном напитке» и Рудольфа в «Богеме»), желанный гость в любой стране, на любой сцене, Женя Акимов сейчас в Израиле поет Григория (то бишь - подложного царевича Димитрия, Самозванца) в опере Мусоргского «Борис Годунов».

Восьмого марта Акимов в некоторой степени отошел от своего романа с Мариной Мнишек и политики Руси в смутное время - и поздравлял женщин Израильской оперы с праздником. Все мужчины, занятые в проекте, дружно подхватывали эстафету, поздравляли, - мы вернулись в былые «восьмимартовские» времена. Дирижер Керилин Уилсон, канадка с украинскими корнями, которая трудно и странно вживается в русскую музыку, улыбалась всем, кто собрался в маленькой гримерке Жени Акимова, осторожно пила красное шампанское - и твердила: ах, как хорошо, как трудно - и как хорошо!

Тюльпаны, нежно-весенние, будто источающие аромат тревоги и талой воды, дрожали на фоне порыжевших пальм.

Женя смеялся. Говорил женщинам хорошие слова. Потом, на сцене, он жадно вглядывался в прекрасные глаза и холодные глаза дочери сандомирского воеводы, искал правды или обмана, бросался в авантюру - и жил жизнью придуманного Пушкиным и Мусоргским человека, авантюрного и обреченного…

И вот мы сидим в артистической гримерке, прилетевший к нему из Германии друг-певец терпеливо ждет, а я расспрашиваю.

- Господин Акимов, искусство оперы воспитывает, очищает душу? Оно умеет менять общество к лучшему?

- Если бы умело - то изменило бы! Меняет не опера в целом, а конкретный хороший хор, оркестр, певцы, которые не просто хорошо поют, не филонят, не формально выполняют певческую работу, но они еще и по-настоящему талантливые актеры, вкладывают всю душу, все свое мастерство. Тогда люди забывают про все - не могут не забыть, им просто не дают отключиться от происходящего на сцене! И публика отдыхает от своей обыденной жизни, расслабляется.

- Хотя на такой опере, как «Борис Годунов» особенно не расслабишься…

- И все равно! Понять чужую жизнь c помощью прекрасного исполнения, погрузиться в нее - вот высший смысл оперы!

- Это бывает часто?

- Это бывает часто в драматическом театре, в опере реже. Я очень люблю драматический театр, люблю своих друзей-актеров, вижу, как они работают, она действительно играют «на разрыв аорты», отдают себя целиком - а у нас бывает иначе, часто бывает! Певец пришел, всем своим видом показывает: я спел, я свое отработал - заплатите мне мои деньги!

- А вы?

- Я так не живу и так не работаю!

- Много занимаетесь - с концертмейстером, самостоятельно?

- Очень много! Каждый день! Распеваюсь, истязаю себя, не сплю от тревог и сомнений. У меня не хватает образования - вот и наверстываю, всегда. Я очень рано пришел работать в театр - и из консерватории меня красиво отчислили, как мою сокурсницу Аню Нетребко. Ей диплом недавно дали - а мне пока нет.

- Ждут вашей третьей «золотой маски»?

- Уж не знаю, чего ждут...

- В опере важно, чтобы сюжет был максимально приближен к проблемам и чаяниям сегодняшнего дня?

- Кто ж знает, что важно? Иностранцам с нами все ясно - стоит только глянуть, как они ставят в России спектакли про русскую историю. У нас французы ставили, такого наворотили про русскую жизнь - я спросил, почему это, как - а они в ответ: так у вас же, кроме водки, ничего и нет…Cамим россиянам сейчас ничего не интересно, ни свое, ни чужое, детям не интересно ничего, им компьютерная игра маму заменит скоро…Историю переписывают каждые несколько лет - в этой науке уже просто ничего стабильного нет…

- …историки - это пророки, предсказывающие назад…

- …а история - важнейшая, интереснейшая наука, без которой трудно понимать жизнь. Мне повезло: у меня был потрясающий учитель истории в питерской школе номер 227, Ян Моисеевич Шнайдер, он, кстати, живет сейчас в Израиле - вот было бы здорово, если бы он откликнулся, и мы бы повидались…Он учил с такой душой, болел историей - я его уроки на всю жизнь запомнил, навсегда. От учителей театр, искусство тоже очень зависят - восприятие, интеллект оттуда идут.

- Вот и, к слову, наш спектакль «Борис Годунов», проставленный немцем Фридрихом Мейером-Эртелем для Финляндии, никакой исторической правдой не отмечен.

- Он и не может быть отмечен правдой - откуда эта правда возьмется? Создатели не знают и не ощущают ту загадку русской души, ту странность, без которой нет русского искусства, русской музыки. А новшества ради новшеств глубины оперным спектаклям не придают. И публики, которая понимает, как это должно быть, где не надо аплодировать, все меньше.

- Вы всегда хотели петь в опере?

- Вовсе нет! Я хотел петь джаз-рок, и моим кумиром всегда был Андрей Макаревич. Я бы и сейчас мечтаю с ним посидеть вечерок - поговорить… Люблю песни, в которых важны слова, в которых есть умный текст.

В «Ленконцерте» я работал еще до армии, за исполнение песни на конкурсе, посвященном 40-летию победы над фашистами, получил награду, а когда я вернулся после армии, все изменилось.

На страну напала чума попсы. Появился «Ласковый май». На сцене победили бессмысленные и безликие. И время их поражения еще не скоро настанет.

- Скажите мне вот что: были вопросы журналистов, на которые вам было неприятно отвечать?

- Неприятно? Да, вроде, не было таких вопросов …

- Про любовниц, скажем…

- Да мне бы и сказать нечего было - я счастливо женат, жену люблю… У нас двое сыновей - 19 и 15 лет.

- Они не поют?

- Слава Богу - нет.

- Вы могли бы убить из-за женщины?

- Я, если вы хотите честно, один раз в своей жизни был на волосок от того, чтобы убить, еще мгновение - и я бы убил лучшего друга. Если бы меня не схватили и увели - один Бог знает, что могло бы приключиться.

- Вы жену не ревнуете?

- Нет. Она мне ни разу не дала повода.

- А она вас?

- Ревнует. Я знаю.

- Вы, разумеется, стараетесь не есть, не пить спиртного, верны спортзалу?

- Я?! Да нет, и ем, и не хожу в спортзал.

- Худрук, господин Гергиев, что-то об этом говорит?

- Говорит. Cпрашивает: «Когда худеть будем?»

- И что вы?

- Я говорю ему: «Вам нужен певец? Человек, который поет? Вот я и пою!»

- Вы не одобряете этого повального увлечения худением - и роста именно таких требований к оперному артисту?

- Да глупость все это! Я хочу хорошо петь, я - фанат пения, помешан на звуке, я отдаю родному любимому театру все силы, всю свою душу - и не вижу причин себя ломать и убивать из-за всеобщего опасного отупления.

- А если худрук будет недоволен?

- Ничего. Не всегдаже ему быть довольным?Случались у нас с ним терки, не все всегда было гладко.Я этого человека за многое уважаю. По работоспособности он просто уникален. Тиран? Да. Диктатор? Да. И это правильно! Без этого у нас никак нельзя! Субординация должна быть. Иначе никуда не придем.

- В ком из своих героев вы в наибольшей степени видите себя? Кто ваш альтер эго?

- Ленский. Альфред в «Травиате»… В меньшей степени Рудольф в «Богеме».

- А почему Рудольф вас не выражает?

- Он ведь поэт, тонкая, творческая натура - как же так вышло, что он не понял, не разглядел единственное, истинное чувство?

- В спектакле вы влюблены в партнершу? Вы на себе испытываете чудо любви?

- Всегда! Я влюбчивый, влюбчивость -двигатель творчества. Когда это есть, я совсем другие вещи творческие вытворяю. Вдумайтесь, ведь если бы не было границы между сценой и реальностью, тогда жизнь и сцена были бы единым миром, в котором работают одни и те законы. Играть надо меньше - и все будет хорошо. Пение - это секс, ничего другого. Секс правит землей. И когда партнерша это понимает - мы с ней цари! Я люблю петь с Аней Нетребко, я взял ее за руку - и она понимает, какой пожар нам на двоих дан!

Он прощается, уходит с другом. Свободный, живой и непосредственный, с горлом- кубком, полным чистого золота. Хотите услышать? Идите на «Бориса Годунова» в Израильскую оперу!

Инна Шейхатович