Разумеется, вкладывал в свое творение серьезные размышления и душевные порывы. Многого хотел, о многом думал. То, что получилось, выглядит недозревшим плодом, наброском, заявкой на драматургию, которая, к сожалению, драматургией не стала… Спектакль в театре «Бейт-Лесин» вышел под грифом «новая израильская пьеса».

Режиссер Амир Вольф и сценограф Шани Тор увидели происходящее в пьесе на претенциозном фоне: ряды пластиковых стульев, а в центре рояль. Хава, мама трех дочерей, певица¸ патриотка, вдова, поет любимые израильские песни для широкой аудитории. Ее конек - караоки. И вместе с дочками готовится к вечеру памяти мужа, героически погибшего на войне. Старшая дочь, Фрида, журналистка, ее тема - актуалии. Новостные программы. Она принципиальная, смелая, имеет свой взгляд на вещи. Одинока. Наама, средняя, уставшая от лозунгов и патриотических песен, резкая, немного вульгарная¸ находится в поиске партнера, как и сестра, она хочет родить ребенка - для чего тоже обращается в соответствующую клинику… Младшая, Майя, имеет цель - послужить родине, идти по сложному и почетному армейскому маршруту…Цинизм и усталость еще ее не коснулись. В кабинете Фриды возникает некий офицер. Йотам Морано. Который убеждает ее предать огласке тот факт, что вторая ливанская война не закончена, как объявляют СМИ, и что в тени информационных игр готовится настоящая, крупномасштабная война. Фрида и хочет выступить с этой сенсационной новостью, и пытается согласовать с начальством. Все ее действия выглядят инфантильно, неправдоподобно. Все, кто немного связан с прессой, знает, как работают СМИ, злится и недоумевает, глядя на этот цирк. Остальным приходится поверить создателям пьесы, спектакля на слово. Одновременно она странным образом, мгновенно проникшись страстью к Йотаму, тут и там вешается ему на шею.

Неуклюже и неубедительно. А тут еще выясняется, что у Наамы был роман с Йотамом, в свое время после окончания школы, она не хотела идти в армию, предлагала Йотаму сбежать с ней за границу. Да и Майя с Йотамом знакома, хотя тут уже другие, совершенно служебные, армейские отношения…

Какая все же у нас маленькая страна! И большая, просто огромная одновременно - идя к журналистке Фриде Каплан, экспансивный офицер Морано даже не обратил внимания, что ее фамилия ему могла напомнить эпизод юности…Да, и вопрос возраста - в дни романтического увлечения и ему, и Нааме было по семнадцать, сколько лет с тех пор прошло, на сколько лет Фрида старше…Ладно, скажем, это не так важно, но ее пылкость, инфантильная безоглядность такой серьезной и якобы умной женщине не очень к лицу…

Не убеждает. Или от наплыва новостей, от трудной конвейерной журналистской работы она немного не в себе… Надо сказать, что и Хава, эта леди израильской песни, свято хранящая память о муже, верность ему, оглаживает горячего военного с нежностью отнюдь не материнской…

Ну, будем считать, что некие подспудные, подводные течения драматург и режиссер спрятали в названии - «Интимность. Или оно для того, чтобы заинтересовать, привлечь зрителя, которого надо чем-то подогреть. Всяких нескладных, несообразных мелочей в спектакле хоть отбавляй. Этакая коллекция штампов. Одно крупное клише. Надоевшая, кочующая из спектакля в спектакль нарезка видеоматериала. Невыразительного, случайного. Момент, когда мамочка опрокидывает воду на Йотама и он срочно вынужден искать сменную гимнастерку. И полусцена полусекса Наамы и Йотама на столе в радикально пустой гостиной…

Мне не было умилительно и сочувственно наблюдать¸ как Наама с предельной тщательностью трет половицы сцены, подразумевая под этим могильную плиту отца.

И все эти замысловатые манипуляции с пластиковыми стульями, которые занимают то одну, то другую позицию, будучи под властью двух непонятных девушек. Кто они? Режиссер сам-то знает?

Очень покоробило¸ когда во время репетиций дочки усаживаются на рояль. Как такое возможно? Филеем на рояль…Там ведь стульев было, рядом, совсем недалеко - море…

Один большой музыкант, концерты которого мне доводилось вести в прошлой жизни, говорил, что даже цветам на рояле не место, слишком он уважал этот грандиозный, чарующий инструмент- оркестр. Текст пьесы, главный театральный материал, у нас здесь так вторичен, бескрыл, что его просто невозможно воспринимать всерьез. К слову, в скромном флаере, призванном заменить программку и который можно было взять в фойе, о пьесе сказано, что это «семейная и комическая драма», и что она «остроумная и насыщенная». Особенно, если учесть, что действие разворачивается в скорбные дни, когда после войны много плачущих матерей, сестер, невест, и разговоры про прошлые войны, про гибель близких составляет очень большую часть пьесы. Да и заканчивается она тем, что кладется чахлый искусственный цветок на ту же половицу, которая теперь символизирует могилу Морано… Возможно, писатель анонса пьесу не читал…Не успел…

Про приемы и методы сценического воплощения я говорить не буду. Патетичная пианистка Хава после двух бокалов «чего-то там» превращается в непристойную пьянчужку (Лиат Горен). Дерутся сестры жестко и зло. Что говорить про скульптурную холодность Фриды (Яэль Вакштейн), про сырость, приблизительность, ходульность офицера Морано (Галь Амитай)…

В финале «раскрывается» тайна матери-пианистки, такая же убогая и нелогичная, как и все в этой истории.

Что можно к этому добавить?

Мне очень понравился рояль Таля Блехаровича. И костюмы, которые придумала Уля Шевцова¸ дают некий художественный момент…

Если учредят премию «Малина спелая», я ее, без сомнений, отдам спектаклю «Интимность» в театре «Бейт-Лесин».