Все зыбко, непросто. К маскам, ограничениям и всяким другим «короновирусным» условиям существования прибавились обстрелы, сирены…
Страна только недавно пережила шок и скорбь событий, происшедших на горе Мерон. Еще не стихла боль, не иссякли вопросы по поводу этой трагедии. И вот - опять беда. Кажется, хрупкий росток театрального деревца собьет новая волна несчастий. Или - все же нет?
Новый спектакль - как лучик надежды. Как знак душевной силы и непобедимости интеллекта. Для театралов, конечно. А тем¸ кто не театралы¸ мне сказать нечего, они живут вне моего понимания.
Итак - театр «Гешер», изуродованные грозной стройкой метротрамвая улочки Яффо, фонтан у театра (его практически не видно в корсете металлических подпорок для будущего детища прогресса, но он почему-то работает, сыплет свое серебро). Мы прошли к своим местам в зале по красной дорожке. И не через обычный вход, а через другую дверь. И через улицу. И оказались на сцене. Занавес открылся - мы увидели зрительный зал, пустой, каким его видят обычно актеры перед спектаклем. Ряды кресел. Свет откуда -то издалека. На балконе расположился оркестр. Среди кресел - как в высокой траве - движется человек с сачком. А потом появится белая дама. И развернется камерная, словно снятая скрытой камерой история.
«Невеста и ловец бабочек» - пьеса, предполагающая свободу почтения. Свободу трактовки. В самом сюжете (точнее - в его отсутствии) заложен секрет. Мы знаем, что личность израильского классика Нисима Алони, этого человека с фантазиями Гофмана и стилем Беккета¸ с судьбой, в которой встали строем призрачные полки его пьес-эссе, очень колоритна и драматична. Интересно, что он работал над своими пьесами вплоть до дня премьеры, все исправлял, менял, искал лучшее. Кажется, пришло время его смутным находкам, эксцентричным творческим высказываниям. Пришла мода на Алони. Он стал трендом. Так¸ в национальном театре «Габима» сейчас произошло возрождение пьесы «Есть ли в Израиле жуки?», режиссер Марат Пархомовский. Спектакль там сложился саркастичный и беспощадный. На гешеровской сцене Нисим Алони предстал в романтичном и поэтическом одеянии. Вальсы, которые играет оркестр (Симфонетт, Ранаана) где-то за вуалью света, создают ощущение лета, покоя, нирваны. Аккомпанемент, почти невидимый, мягкий, смикшированный, но живой, динамичный. Надувные шары-скульптуры, дождь оранжевых шариков (художник спектакля - Полина Адамова) умеет создать нужную визуальную атмосферу. Режиссер Яир Шерман знает, как понравиться зрителю: рельефно поданная тема тоски по пониманию, линия несбывшегося… Прописанная штрихами, намеками линия любви-грезы… Вариант неслучайно - случайного, встреча-набросок, попытка, какие всем выпадают, но почти никогда не становятся судьбой. Не вырастают в большой жизненный план. Не превращаются в реальное желание изменить, измениться.
Читайте также
Но Нисим Алони - не Чехов. Он не выстраивает свою картину мира между чашкой чая, звуком оборванной струны и тонким психологическим исследованием. Алони туманен, музыка его текста -этакий театральный Шенберг. Лично я так многие его пьесы воспринимаю, но вам может все открыться с другой стороны, вопрос ключа и настроения… Режиссеру в этой игре теней и смыслов раздолье. Режиссер создает из бесформенной и напичканной намеками глыбы некую фигуру, форму.
Зрительный зал - городской парк. В парке встречаются двое. Ловец бабочек по имени Гец и невеста, которая пришла в парк из свадебного павильона, потому что ей грустно, и жених не появился, или опаздывает. Она в сомнениях: выходить ли замуж? Она не может упросить называть себя по имени - Ми. Невеста и наслаждается свободой, и задает вопросы. Ловец бабочек соблюдает им же установленную традицию - по средам, с четырех до шести, он гуляет в этом парке с сачком. Знает бабочек по именам. Но не поймал ни одной. А тут - случай, и белая бабочка - Ми оказалась рядом. Потом, после того¸ как Гец и Ми познакомятся, попытаются вести разговор, покачаются над залом на огромных качелях и растворятся в гаснущем свете (софита ли, заката), повиснет вопрос: что это было? Где суть? Куда ведет мысль драматурга? Куда хочет нас привести режиссер Яир Шерман? Гец рассказывает о жене, о своем увлечении бабочками, о рутинной службе. Доминантой в рассказах Ми становятся жалобы на жениха- флейтиста. Диалог этих очень схематичных, кукольных, насквозь эстетских персонажей чем-то напоминает ситуацию сказки Андерсена «Пастушка и трубочист». Хотя, разумеется, это поверхностное сравнение. Поверхностным, неорганичным для Алони в спектакле выглядит эта привнесенная щемящая романтика. Акценты так же схематичны, как слоники и вазочки на комоде.
Все очень условно и приблизительно. Два человека¸ мужчина и женщина, которые друг другу ничем не созвучны¸ на наших глазах будто вступают на лунную дорожку, в конце которой, возможно, они могли бы обрести любовь. Но автор музыкальной плазмы спектакля, композитор Ави Биньямин, вводит в ткань мотив «собачьего вальса» - и ирония, абсурд становятся очевидны.
Саша Демидов - Гец. Он простоват и вполне обаятелен. Чего-то ждет. Чему-то улыбается. Такой себе Набоков с сачком. Странная бабочка-невеста его удивляет, интригует, он опасливо, тревожно к ней приближается. Он не ловец, он наблюдатель. Мягкий, безвольный. Она - как взмах легких крыльев, луч, мираж. Он ее не получит. И вопрос повисает в воздухе. И занавес закрывается. Вот и вся нехитрая мудрость пьесы. Но есть в спектакле образ, смысл, который меня примирил с вычурностью, ходульностью. Это Эфрат Бен-Цур в роли Ми.
Грандиозная актриса¸ она находит краски, интонации¸ от которых вздрагивает сердце. Ми не похожа ни на одну из ее прежних героинь. Изящная, легкая, очень музыкальная, она красиво двигается, красиво проживает эту крошку- жизнь. Она соткана из мелодии, похожей на флейтовую, и очень точного, реалистичного, обоснованного актерского посыла. Импрессионизм, изящный штрих здесь рядом с выверенностью, убедительностью каждого жеста, каждой детали…
Финал спектакля открыт. Происшествие в парке то ли было на самом деле, то ли примечталось. Нам, героям, бабочкам. Катарсис зрителя не настиг. Но смотреть «Невесту и ловца бабочек» надо непременно. Обязательно. Чтобы оценить и обдумать новый поворот в жизни театра. Вспомнить Нисима Алони. Взглянуть на случай, как на стремительный, ускользающий полет хрупкой бабочки. На явление чуда, которому мы не позволяем или позволяем выжить.