Найдите хорошую мелодию - и ваша композиция, какова бы она не была, будет прекрасной…

Йозеф Гайдн

Вечерний Тель-Авив, исход субботы. Луна жемчужной пуговкой висит над генштабом. Музей изобразительных искусств тих и безлюден. Потом придет публика, та, которая недоверчиво и осторожно будет двигаться по галереям музея, словно еще не веря себе: это не сон? И нам сыграют живую музыку?.. Музыканты будут на сцене, а мы в зале? Не сон. Все правда.

Камерный оркестр предложил уже вторую постлокдауновскую программу. Оказывается, все как в старой еврейской притче: если плохо, заносишь в дом козу, а потом, когда уже совсем невмоготу, выносишь ее. И - счастье!

Чтобы понять, как должно быть, как нам было хорошо до всей этой пандемии, чем мы владеем, надо наглухо закрыть театральные и концертные залы - а потом открыть, и это покажется чудом.

В этой программе камерный оркестр исполнил для своих поклонников-меломанов музыку Вены. Классической Вены. Вены сказочной, сувенирной, вымышленной. Но и той Вены, в которой жили Климт и Фрейд, и трагичный Малер…И надрывный Эгон Шиле.

Музыка красивого, нарядного, уникального города. В Первом виолончельном концерте до мажор Йозефа Гайдна солировал израильский музыкант Гилель Цори.

Думаю, что это исполнение запомнится и слушателям, и самому артисту. Это была удача, совершенно убедительная и явная. Виолончель рисовала кружева, пела красивым звуком - и освещала все вокруг медовым, солнечным, удивительным светом.

Солист не соревновался с оркестром - он тактично и элегантно вписывал в ткань струнных и деревянных духовых свой голос, свой рассказ. Виолончель плыла в озере оркестровых «трепещущих курсивов».

Солист играл тщательно и свободно. Он был вместе с оркестром - и это было прекрасно.

Надо вспомнить¸ что концерт, написанный Гайдном для одного из друзей, был на долгие годы утрачен. В ХХ веке его случайно нашли в библиотеке Пражского университета. И - как и полагается в таких необычных случаях - легенды и домыслы составили еще одну сольную партию. Особую интригу. Еще один сюжет на тему Гайдна. До-мажорный Концерт, который прозвучал в зале музея, покорял своей живой и молодой силой, праздничностью, неостановимым движением. «Папаша Гайдн», как нежно и любовно называли композитора ученики, последователи и поклонники, светло улыбался и дарил обновление. Залу «Реканати», уютному, любимому. Людям, забывшим о бедах, пустоте, призраках пандемии.

Мечты и надежды возвращались, почти осязаемо, материально - с этим шелком оркестра, с этим ненарочитым, но уверенным соло виолончели.

Потом была симфония Франца Шуберта. Пятая. Си-бемоль мажор. Оп. 485. Еще один привет из Вены. А программа, к слову, носила именно это название: «Привет из Вены». Дирижер Ротем Нир, начинавший, как фаготист, обладатель разных наград, которые утвердили его положение дирижера-вундеркинда нашей музыки, очень увлеченный и вдохновенный, вел нас всех вместе в цветущий сад. И в Концерте Гайдна, и в шубертовской симфонии он удивил сосредоточенной энергией, пониманием задач, цельным исполнительским планом. Романтизмом, благоговением перед величием и душевностью этих венских мелодий. Ротем Нир досконально знает нотный текст. Знает, чего ждет, чего хочет от оркестра, этого прекрасного инструмента, которому по плечу большие вершины.

Дирижер творит свои пассы красиво, эффектно. Интеллигентно. Совсем по-мальчишески ставит ногу в лаковой туфле на пятку во время дирижирования, будто это уютный салон, а вокруг родные и милые люди. Собственно, оно так и есть - атмосфера уюта и тепла царит в зале. Даже в целом мире. И Шуберт, самый трепетный, невезучий, скромный, одинокий, лучезарный, самый печальный в мире композитор¸ поверяет нам свои юношеские надежды. Нет денег? Не в чем выйти из дома? Уроки Сальери стоят так дорого, просто кошмар?..

Шуберт живой, настоящий случился в этот вечер. Остался в душе. И волна света, мечты и затаенная надежда, и венские фантастические сны плыли, плывут к нам, звучат в голосах Камерного оркестра, который жив, слаженно звучит - и дарит нам свою радость, любовь к музыке, правду жить гармонично…

В зале не шуршали и не кашляли даже в паузах. Всего час, один лишь час без перерыва шла венская программа. Публика словно выросла, поумнела, стала добрее, вдумчивее. Аплодисменты были такими живыми, бурными, благодарными¸ что оптимизм возрос, а за окнами музея будто посветлело. Вестибюли спали, потоки света от музейных люстр заливали полы и стены. Привет из Вены прозвучал надеждой. Привет стал чудесным аккордом среди печалей и теней. Слава красоте. И пусть она никогда не иссякнет!