«Холостяки и холостячки» ((«Раваким веравакот») - новый спектакль театра «Гешер» по восхваляемому и побиваемому камнями драматургу Ханоху Левину. Лично мне такой перевод названия активно не нравится, он меня коробит, я бы предпочла «Незамужние и неженатые», но театр решил так. Право театра. Режиссер Амит Эпштейн. Сценограф Эран Ацмон. Художник по костюмам Уля Шевцова.

...Левин – уже классик. Именно этот драматург более всех других израильских авторов вышел на мировые подмостки. Эпатаж, боль, стремление дать пощечину сразу всем – это Левин. Он дрался с мельницами и бросался на амбразуры с самого начала, со школьной скамьи, со студенческого журнала. Разбивал в щепки все монументы – патриотизм, поиски смысла, жизнь, дружба, смерть, любовь. Для него не было авторитетов. Он ничего не боялся, никому не поклонялся. Чувство умиления, такое приятное и фальшивенькое¸ будило в нем язвительность. Идеалы – яростный смех. Хотя он написал «Реквием» (почти в соавторстве с Чеховым) и «Ребенку снится», вещи, которые вроде вне левиновской столбовой дороги – и все же именно они квинтэссенция его мысли и стиля. «Раваким веравакот» - пьеса, бьющая по нервам наотмашь. От склоки, зашкаливающего ассортимента непристойностей и бытового мелкого реализма уводящая нас в пространство обобщений. Мы смеемся, фыркаем от возмущения, отталкиваем от себя этот душный, муторный поток вульгаризмов – и думаем, взвешиваем. Для того и театр, не так ли?

...Помост накренен, в бело-мраморную дорожку лестничной клетки вписана кровать, которая связана то ли с преисподней, то ли с потайными ходами. В нишах над сценой – музыканты. Они никак не участвуют в действии, они – из другого мира, из рекламного буклета, где над площадью улыбка солнца, и цветы всегда благоухают.

История проста и неказиста, здесь уродство и горечь. Есть Флоцика, длинноногая девица без возраста, придерживающаяся твердого, идиотского, олигофренического мнения о чем бы то ни было, банальная до оскомины – и абсолютно живая, узнаваемая, которая банально и горячо хочет замуж, хочет быть в социальном тренде (в этой роли дивная¸ умненькая, смешная, вдохновенная Нетта Шпигельман).

Есть Храбино, мужчина, который всеми силами, всеми жестами (часто непристойными, откровенно пошлыми) демонстрирует мужественность, гордую стать мачо, самца. Мики Леон это делает вкусно, безоглядно, масляно-пафосно, отчаянно, комично – и это после Отелло и Агамемнона!). Красотка, помешанная на БДСМ, дива по имени Бульба – зверек, сменяющий кружевное платье на зловещий черный латекс, гордая и внутри, на самом донышке печальная (Рут Расюк в этой роли разнообразная, ослепительная, гротесковая и проникновенная). Есть Ойствинд, кругленький, неловкий, похожий на Карлсона, в пижаме с утятами или в уморительном костюме, из которого он вырос. Осторожно ступающий в белых кроссовках. Весь – проблемы и комплексы. Преданный Бульбе, готовый слушать ее идиотские сентенции, таскать ее чемоданы, лобызать ножки. Ярив Даан в этой роли трепетный, тонкий, человечный. У него все продумано, он играет умно. И есть Знайдух, который для автора, для режиссера и для публики образец пустого, слабого, обреченного, идущего в никуда человечка. Его можно понять, но симпатизировать ему невозможно. Идо Мосари играет тупик, бессмыслицу, трагичный круговорот – от одиночества, мертвенного и безрадостного, к женщине, от скуки к напряженному существованию с другим, совершенно иначе функционирующим существом. Чужим. Чуждым. От отвращения и раздражения - к жгучей ревности. И снова болото, ряска. И – огромная пустота, накрывающая с головой, дикая, ядовитая¸ ожидающая в конце пути. Он стучит в дверь, за которой ничего. Как и все мы, как у нас...Идо Мосари дышит и двигается, философствует абсолютно естественно в фантасмагоричной эстетике Ханоха Левина. Чувствует ее, как аргентинские танцоры чувствуют танго. Каждой клеткой. Актеры¸ весь квинтет¸ демонстрируют виртуозное мастерство. Сквозь тошноту, оголтелый маразм ситуаций, тупости и ограниченности жизни проступает правда. И режиссер Амит Эпштейн отвешивает ее на больших весах. Я бы даже сказала, что драматургия более плоская, банальная¸ чем ее театральная трактовка. Сценография остроумна, оригинальна. Кровать, переворотом которой, одним жестом, одним движением меняется дом, важная находка. Находка и музыка Авива Корена. Очень важную смысловую характеристику дают костюмы, придуманные Улей Шевцовой. Все эти метки- знаки, алая перчатка Бульбы, алая розочка Флоцики, ее платьишко в стиле наряда герцогини Альбы – роскошь работы хорошего художника. Обтягивающие шорты «мужчины в абсолюте» Храбино, детское-наивное одеяние Ойствинда - все это органично и остроумно работает на спектакль. К слову, именно Ойствинд, беззащитный, ведомый, преданный в каком-то смысле олицетворяет позитивную мысль, смысл сумятицы и круговорота жизни: он, по крайней мере, умеет любить. Рабски. Обреченно. Но – любить. Иным и того не дано. Хорош, фантастически красив свет (Ави-Йона Буэно, наш Бамби, нашедший сказочный световой образ спектакля, о нем можно писать отдельную статью)... Молодежь в зале реагировала бурно, темпераментно, что уже неплохо. Если у спектакля будет касса – отлично. Меня грозный Ханох Левин не убедил. Не увлек на своей гандоле жестких вульгаризмов. Мне это не по душе. В «Гешере» - новый спектакль. Посмотрите его. Только ради мастеров-актеров его несомненно стоит посмотреть.

Инна Шейхатович

На правах рекламы