...Молодой человек, очень похожий на знаменитый чеховский портрет работы Осипа Браза, стоит под дождем. Курит, кашляет, слышит голоса своих героинь. Это Чехов. Это спектакль о Чехове, о театре, точнее - о жизни, которая в высшей степени театр. О непостижимом чуде быть живым. Капли в свете прожектора падают на землю. На белые цветы вишни. Мы слышим неповторимые интонации изумительных израильских актрис, которых узнаем сразу, безошибочно - Лея Кениг, Женя Додина, Эфрат Бен-Цур, Шири Голан... Реплики из чеховских пьес, произносимые этими голосами, завершают рассказ. Свет над сценой гаснет - и мы выходим в тель-авивскую экзотику и стойкий пряный аромат уснувшего на ночь базара А-Тиква, в перепутанных улочках которого трудится и творит театральная школа Йорама Левинштейна. Спектакль «Чехов в Ялте» поставлен здесь.

Чехов-Вселенная. Она населена людьми маленькими, не очень яркими, не слишком успешными. Простенькими - но неодолимо живыми, живучими. Они произносят речи в честь шкафа, возят на дачу никому не нужный хлам, рассуждают о будущем, о небе в алмазах. Любят наивно, беззаконно, обреченно, сентиментально. Стыдятся сами себя. Мир Чехова - это театр абсурда. Ном созвучный и понятный. Петя Трофимов, Аркадина, Мисюсь, Ионыч, Нина Заречная, Гаев и еще сотни человеков есть мы. Тайна чеховского дара, его светлого печального взгляда на мир, кроется, возможно, в трагизме выпавшего на его долю пути. Трудное, искалеченное детство с тираном-отцом, одиночество, необходимость всегда тяжело работать, знакомство с самыми неприглядными сторонами жизни с самых ранних лет... Я не философствующий историк литературы, я хочу эпикурейски наслаждаться чудом слова, чудом театра - и в этом смысле спектакль в театральной школе Йорама Левинштейна, счастливо одарил меня эмоциями и откровениями. И тронул больше, чем дорогущий технизированный мюзикл «Призрак оперы» или привозные московские творения, отмеченные лучами «Золотой маской». Режиссер Рафи Нив разыграл со студийцами-выпусниками пьесу бродвейских драматургов Джона Драйвера и Джеффри Хэрроу «Чехов в Ялте». Пьесе более тридцати лет - и авторы очень упорно противились тому, чтобы ее ставили в России. Видимо, опасались снобистского и собственнического отношения соотечественников классика к слишком вольному драматургическому опыту. А пьеса и на самом деле вызывающе далека от событийной правды и документальности повествования. Сведя в ялтинском доме Чехова на один вечер Станиславского, Немировича-Данченко, Бунина, Горького, Марию Чехову, Марию Лилину, Ольгу Книппер, столкнув сразу много тем, завязав много узлов, драматурги будто развлекаются. Взахлеб придумывают. Плетут узор, в котором глумливые, задорные, шутовские штучки увязаны с моментами трепетными и трагичными. Все исторические личности из пьесы были знакомы. И слова, эти или похожие, произносили. Но в целом «Чехов в Ялте» не что иное, как фантазия, сочинение на вольную тему. Вид реконструкции.

«Реквием и пародия одновременно», - так сказал о «Вишневом саде» эксцентричный и глубокий Дмитрий Быков. То же - и «Чехов в Ялте». Писатель умирает, кашляет кровью - а зал смеется. Это тонко и театрально, интригующе и залихватски представленная история. Очень - что важно!- в стиле, в эстетике Чехова. Дурашливость, гротеск, а рядом обезоруживающая, щемящая искренность, горечь пустоты, одиночества - это поистине чеховские приемы.

...Рафи Нив призвал в соавторы спектакля волшебниц, художниц Светлану Бренер и Юдит Аарон. Отсюда дивная красота этой усадьбы, сладковатый фантомный дачный аромат, белый сад, уют¸ грустные милые мелочи, значимость салфеточек, скатертей, чайничка, стаканчиков, отсюда стилистика костюмов, точная, без архаики, поэтичность и какая-то нежно-умилительная, но не пошлая «русскость».

Авторы пьесы свободно, без стыдливости, без комплексов сочиняют интрижку Станиславского с прислугой Фёклой, а Немировича-Данченко с женой Станиславского Марией Лилиной, намекают на блиц- роман Чехова с Комиссаржевской (мы знаем, что она была влюблена в него - но это все, что сохранила история). В американской пьесе Станиславский и Немирович отправляют Книппер шпионкой- Далилой к Чехову, чтобы выманить у него пьесу «Три сестры», которую автор хотел отдать не Художественному, а Александринке... А Мария Чехова влюблена в Ивана Бунина. И страстно и обреченно с ним объясняется. Выдумок много. В России эта пьеса не очень возможна. Нелогична. Поэтому ее почти и не ставили (кажется, есть только опыт театра Перми). А у нас, в театре и обществе свободы (все же мы пока, временно, фрагментарно свободны!), она так ярко и вдохновенно зазвучала на сцене школы Йорама Левинштейна.

Чехов - Аликан Леви. Харизматичный, милый. И робкий, и не признающий рамок, он наполнен счастьем творчества, уважением к своему герою, прекрасный партнер в ансамбле. Есть в нем нечто безоговорочно чеховское...

Ольга Книппер - Амит Ягур. Очаровательная, желчная, завистливая, готовая бороться за место под солнцем, на сцене - и возле Чехова, в его жизни, даже с ним самим. Она смело и горячо ведет свою линию. Мир - это поле боя, надо уметь выстроить стратегию, надо уметь ждать, нападать, плести паутину, носить улыбку, как маску - и эта хищница все это умеет, с блеском¸ с обаянием, ретиво и безжалостно.

«Мои пьесы - комедии», - убежденно уверяет Чехов и себя, и других. И потому спектакль соединяет смех и слезы. Вполне комично, серьезно, с налетом фарса представлены в спектакле Горький (Адам Альших) и Бунин (Йосиэль Намен). Друзья-антиподы, спорщики, фантазеры и демагоги. Комично-серьезный, деловито-мякишный, полный уважения к себе, Немирович-Данченко (очень далекий от исторической правды, он, разумеется, полная выдумка Джона Драйвера и Джеффри Хэрроу) перешагивает через свою гордость, через все возможные принципы. Ему веришь, его понимаешь - потому что мудрый, твррческий Рафи Нив и актер Матаниэль Лейни выстроили живой и человечный образ.

Мария Чехова (Эли Став) - олицетворение эгостичной преданности брату, сложная, противоречивая натура. Смятенная, одинокая. В ней как-то удивительно проросли тирания отца, многоликая жизнь души, трагизм, которым отмечены братья Чеховы. Она умеет наполненно и сосредоточенно молчать, думать так, что будто слышишь ее мысли.

Мария Лилина (Нели - Мира Рубин) - искренняя и печальная несчастная женщина. Ее кокетство, ее проникновенность, ее сладковатая и нежная слабость перед лицом явного краха любви, семьи делают образ живым, глубоким, понятным. Актриса тонко передает драматизм театрального, лицедейского начала в любящей женщине. Ее женственность и обреченность.

Москвин и Лужский (эту фамилию израильским ребятам не удается правильно произносить), знаменитые, великие актеры Московского Художественного, представлены, как два невероятных, синтетически-разносторонних и творческих исполнителя. Они - инструменты, играющие, поющие, гибкие, подхватывающие темы, реплики. Лужский (Илан Зубров) - актер огромного спектра. Сплясать, спеть- пожалуйста. А Илан Зубров доказывает, что маленьких ролей в театре нет, если ты талантлив...Всегда поможет, всегда согласиться с начальством. И засверкает потом - на радость публики.

Москвин ( Амир Хури) - всегда поможет, всегда согласиться с начальством. Широкая душа. Гибкий. Во всех смыслах.

Станиславский - некоронованный царь сцены времени Чехова. И когда Гай Демидов-Станиславский говорит, что он лучший актер России - ему веришь. И улыбаешься этой его имперской самоуверенности. И проходишь с ним короткую дорогу визита Станиславского в Ялту, с конфликтами, ерничеством, фальшью, безоглядным позерством, холодным расчетом. И слышишь убедительные интонации этого актера-режиссера, отца-основателя. Купеческого сына с манерами лорда. Гай Демидов блестяще лепит образ, крупный, точный. Его Станиславский и циничный, и волевой, и эстетный, и враль, и барин, и победитель...

Фёкла (Галь Малка) - инженю с повадками Клеопатры. Трогательная, хитроватая. Оригинальная, взрывная, живая, интересная.

«Чехов в Ялте» - удача. Спектакль, который не отпускает до самого конца, когда то ли дождь, то ли слезы проливаются вместе со знакомыми, бередящими душу репликами. И море бьется о стены ялтинской горькой истории. Чехову остается жить совсем немного. И - всегда. Актеры изумляют. Им свойственна прекрасная и неповторимая детскость, нежная наивность. Потом это уйдет, неминуемо, опыт возрастет, - его приведут годы, удары, развенчанные идеалы. Счастья им, открытий и новых впечатлений нам. А за минуты восторга в зале школы Йорама Левинштейна поклон всем, кто этот спектакль создал.

PS Спектакль «Чехов в Ялте» можно посмотреть до 8 сентября...

Инна Шейхатович

Фото Ради Рубинштейна

На правах рекламы