Нам показали очень оригинальный спектакль. Под этим старым и вечно юным небом вместе с его старой фаянсовой ворожеей-луной на театральных подмостках пробовали так много всего, что и удивлять вроде нечем. И снова мы идем в театр за новизной, за сильными эмоциями. И ждем потрясения. Или просто разрыва скучного серого полотна рутины. А тут - соединение самой грустной книги и самого печального факта истории. Романа Набокова - и материалов допросов девочки, которая больше всего на свете хотела свободы для своей родины. Лолита и Жанна’Дарк.

Режиссер Йехезкель Лазаров поставил свой новый спектакль «Лолита /Жанна’Дарк» в андергаундовском зале «Гешера», в «Ангаре». Обозначил нонконформизм мысли и приема. Словно сам зал с расставленными по периметру стульями для зрителей, которые оказываются сидящими лицом друг к другу, со вписанным в квадрат действием, с декорацией - домом (высокие окна, в окнах - куколки- балерины, послушно движущиеся в азбучных формулах экзерсиса у станка), с огромным авто в центре ( белым, здесь весь реквизит жизни - в багажнике) акцентирует характер эксперимента. Сначала «Лолита». Движутся балеринки. Прелесть и чистота. Белые туники, белые трико. Самой Лолиты в спектакле нет. Есть - как написано у Набокова - ее «гортанный молодой голос». Очень юный, не голос - предчувствие. Гумберт, Который нам, сидящим на обочине дороги, по которой едет его автомобиль¸ рассказывает свою историю. В роли Гумберта - Саша Демидов. Он немного циничен, очень одинок, - особенно безнадежно и горько когда так отчаянно и беззаконно влюбляется в девочку, в ребенка. Демидов-Гумберт без оглядки поглощен Лолитой, это именно то, чему люди дали условное наименование «любовь», это горячка и сновидение, И он живет без правил и приличий, без страха за себя. Без жалости к Лолитиной беззащитной юности. Он палач и жертва. Он весь на нерве: это самоотдача до стона, до обморока, до «полной гибели всерьез». И распадается, разъезжается надвое белый автомобиль. И Лисом, циничным и хитрым, вплывает в монолог, в сюжет Гумберта Куилти (Дорон Тавори), соблазняет нас, и взрослых и девочек, чупа-чупсами, сует в публику эти глупые конфетки, ехидничает. Он - пошлый двойник Гумберта¸ его душа так же примитивна, как эти шарики на палочке. Его ужимки вульгарны, непристойны. Слащавы. Трусливы. Его бег от грозящего пистолетом Гумберта - гибкая суетливая пластика шакала. Если речи Гумберта - гимн, покаяние и боль, то скороговорка Куилти - смесь кафешантана и рынка. И, убивая Куилти, Гумберт убивает двойника, изнанку своей трагичной души. Он был способен сильно любить и заплатить за эту любовт, но отказаться от девочки ради ее спокойствия, ради нее самой - это уж увольте... Записные моралисты скажут ( и тысячи раз говорили!), что эту книгу следует сжечь. Что она опасна. Она - мужская. Беспощадная. Она и на самом деле опасна. Слишком много в ней страсти, захлеба, правды. Телесности...И распад, и смерть. Которые могут всколыхнуть самые уравновешенные души. Здоровые души. Гумберт не здоров. Не знает выражения «здоровый образ жизни». И спектакль - о том, какой жалкий, прекрасный, одухотворенный этот монстр - любовь мужчины. «Листопадное эхо нимфетки» - пишет Владимир Набоков. Умница-Быков ( Дмитрий Львович, умеющий все объяснить и закольцевать) уверен, что и сам Набоков испытывал нечто подобное. Похожую горячку, пожар. Иначе бы не написал такую высокую человеческую трагедию. Не зажег бы огонь в нас. Гумберт в спектакле одаренного и всегда экспериментирующего Лазарова сжигает себя. Сам себе выносит приговор. Потрескивает огонь, его голос стихает. С чем остаемся мы? С острым чувством сострадания, пожалуй, театр не может дать более острого катарсиса...

Потом мы выходим из зала, ждем в неуютном и мрачном фойе. Потом - Жанна. И опять мужчина - живой человек, а главная героиня Жанна’Дарк- робот, кукла, которая ездит по полу, управляемая невидимым кукловодом. Неоновым огнем горят ее глазки. Пятно-огонек электрического рта движется, Жанна говорит... Силуэт на стене -черной графической линией прочерченная Дева. В доспехах. Тень, легенда. Дорон Тавори - судья. В наряде из века ХV. Он судит куклу Жанну. Снова и снова, иронично¸ самодовольно вгрызается в ее историю, в ее душу. Кто дал указание? Что за голоса звучали? самое ужасное - ее мужской наряд, это же грех¸ гнусность, преступление...Она юная, неграмотная. Ее можно перехитрить. Обманом вытянуть признание. А потом - костер. И Лазаров осмысливает две девчоночьи истории как вопрос о трагичной и великой женской судьбе. О любви-войне. Пожалуй, и о том, что феминистки при всей их надрывно-кликушеской логике в чем- то правы. О мужской власти. О природе подлунного мира.Идите в «Гешер» - вечер беспокойного сопереживания, мысли, вечер-диспут вам обеспечен. Пепел убитых, странных, живых постучится в ваше сердце.

Инна Шейхатович

Фотограф: Иссайя Файнберг