Zahav.КарманZahav.ru

Пятница
Тель-Авив
+15+10
Иерусалим
+11+7

Карман

А
А

Укрощение строптивой истории

Очень символично, что среди раздоров и штормов, политических битв и всеобщей сумятицы на сцене «Гешера» блестящий режиссер, хранитель целой сокровищницы театральных истин Евгений Арье поставил «Книгу царя Давида».

17.04.2016
На правах коммерческой информации
Фото: пресс-служба

Читайте также

...Они остались стоять под мелким желтым песчаным дождиком. Два изгоя. Два миража. Тьма просыпалась песком. Будто опаловой хамсинной вуалью задернули сцену. Почему-то - словно бы и не к месту - вспомнилось из Гумилева «в Средиземное море уходит хамсин, кровь дурманить и сеять раздоры»... Эйтан и мнимый царь Давид, историк и безумец в короне замерли над горкой белых камней, увенчанных игрушечным макетом храма.

И музыкальное дыхание времени, пустыни, легенды (композитор Фаустас Латенс умеет показать атмосферу, душу той или иной сцены концентрированной, гибкой, подчас почти беззвучной плазмой, его музыка ворожит, рисует, волшебно ритмизует спектакль) становится отчетливым.

Очень символично, что среди раздоров и штормов, политических битв и всеобщей сумятицы на сцене «Гешера» блестящий режиссер, хранитель целой сокровищницы театральных истин и свершений, безоговорочно уникальный режиссер Евгений Арье поставил «Книгу царя Давида», горький и острый спектакль, притчу-пародию, развлечение с элементами цирка и реквиема. Замешал пряную горячую смесь исторических версий, школьных клише, взрывных актуалий, разного рода аллюзий. И сделал это с блеском и болью. По ходу спектакля нас много и с размахом смешат, остроумно призывают фантазировать, видеть изнанку вещей, и белые нитки, и с порочную страсть к власти, и труху внутри идолов. В финале мы на несколько мгновений оказываемся в психиатрической лечебнице. Микеланджеловский Давид, узнаваемый, всемирно растиражированный, сувенирно-легализованный, давно и прочно внесенный в реестры масскультуры, передвигается из одного угла сцены в другой, словно ищет себе место, будто собирается позировать перед телекамерами.

Тонкий луч интеллигентности, чести, простой человеческой совестливости - и всеобщее безумие, вульгарная ложь, подтасовка любых фактов и вечный мотив перелицованной, переписанной истории... Грубая мощь военщины - и мягкая, деликатная веточка земной любви, такая беззащитная и хрупкая в суровом климате интриг и борьбы за власть...Чтобы вести за собой народные массы, нужны задорные лозунги и громкие речи. Демагогия. Культ имиджа. Трусоватая жажда каждого или большинства идти в ногу. Нужна идеология. Нужны книги. Историк, человек от идеологии, предсказывающий назад, в этом контексте становится бесконечно значимым. Об этом, о странном опыте принципиальной приверженности фактам и о нежелании подтасовывать былое и творить мифы, о честности трактователя, «гнилого интеллигента», о силе духа того, кто никогда не крикнет «да здравствует», просто не крикнет, постыдится, спрячется в книги, в свою скорлупу-культуру, выткал свое театральное полотно Евгений Арье совместно с драматургом Рои Хеном.

Источником, точкой отсчета для пьесы стала книга немецкого писателя Стефана Гейма «Хроника царя Давида».

... Двое молчат. Высится горка белых камней. Отвергнутый, обворованный, очерненный историк - и безумец, думающий, что он царь. Владыка, почти божество, великий кормчий... Литератор из ГДР, еврей, духовный диссидент Герберт Флиг, взявший себе псевдоним Стефан Гейм, написал прекрасную и хулиганскую реконструкцию свода библейских историй. Она - завет историкам и журналистам, мол, будьте достойны своей миссии. Коль уж назвались четвертой властью - не отступайте, не лукавьте, не соблазняйтесь теплым местом в ногах у господина. Ничего не бойтесь.

В этой книге много намеков и откровений, ее каждый волен трактовать свободно, без оглядки на чужие авторитеты. Книга ( а теперь и спектакль!) пьянит воздухом свободы, редкой всегда и везде концентрацией парадоксов, вольнолюбия и призывов жить без предубеждений.

Царь Давид объединил племена кочевников, построил Вечный город. Давид-человек предавал, убивал соратников, брал чужое везде, где мог, где считал нужным. Уводил чужих жен. Присваивал имущество. А потом его сын Соломон, Шломо (тот, который имел странное и эффектное хобби постоянно жениться, и разгадывал сложные жизненные кроссворды), решил создать для него изумительно красивую и назидательную биографию. Утаив нелицеприятные факты и акцентировав все позитивное, героическое, гуманное. Но - что мы на самом деле знаем о нем, кому верить в нашем далеке, откуда взять инструмент оценки истины? Люди выдумывают и себя, и других, безбожно лгут в своих мемуарах. Лгут, лгут, лгут. Ведь и Давид Стефана Гейма, и Давид из спектакля Евгения Арье всего лишь версии. Отзвуки ушедших дней. Тени.

Спектакль смотрится на одном дыхании. Его форма безупречна: Эйтан снимает свои беседы со свидетелями на камеру - и их лица крупным планом встают перед залом. Несчастная измученная женщина... Дрожащий от обилия страшных тайн, которые ему суждено нести по жизни военачальник. Мальчик, убивший царя по приказу того, кто желал стать царем...

Лица депутатов... простите, заседающих в комиссии по созданию правдивой книги о деяниях царя, растекаются, расплываются, пульсируют. Как в комнате смеха. В этом спектакле все скроено с большим доверием к силе зрелища, просто и строго, порой - саркастично до гомерического хохота. Порой - карикатурно до стиля дешевого, но бьющего наотмашь балагана.

Что же в этом спектакле происходит? Из провинции в Иерусалим приезжает добросовестный молодой историк Эйтан (Ефан), о котором идет добрая слава. С ним его жена Эстер и наложница Лилит. Комиссия по созданию биографии царя Давида знает, чего хочет от этого профессионала. Биография должна быть красивой и служить примером.

Темных пятен никто не допустит. Правда опасна и антинародна. Но все в силах комиссии по идеологии. В стране правильные министры. Будет написана правильная книга. В ходе работы Эйтану открываются весьма нелицеприятные факты, царь не кажется ему образцом человека и гражданина. Многое рассказала первая жена Давида Михаль ( тонкая, изящная, наполненная трагизмом и покорной отрешенностью, отточенная до блеска актерская работа Лилиан Рут). Бывший военачальник Давида, страдающий от мук совести, терзаемый страхом и преследуемый Йоав (глубокая, трогающая душу, обжигающая жизнь на сцене, судьба- беда, смерть - беззаконие, и - высокое мастерство актера Евгения Терлецкого) , дрожа и путаясь в показаниях, бередит душу историка чудовищными подробностями. Пророк Натан ( Борис Аханов лепит образ лаконичными, выверенными, естественными и благородными красками) ворчит и держится недоброжелательно. Дорон Тавори - он играет военного министра Бнайю - разговаривает утробным голосом, лишен малейших признаков человечности, его идеал, символ веры, мерило - война. И армия. Он страшен, с этим свои мясным ножом, татуировками, репликами, полными цинизма. Очень хороша Рут Расюк в роли Лилит. Она прелестное дитя - но и верная, сильная женщина. От бьющей в этой влюбленной и цельной натуре (да не смутит нас слово «наложница»...) энергии и обаяния не укрыться, их не забыть. Мики Леон в роли царя Соломона значителен и холоден. Величествен. Такие идут вперед без сомнений. Карают. Милуют. Подтасовывают, придумывают историю. И себя в ней.

Александр Сендерович играет смешные, каскадные, грубоватые площадные сценки - и нищего, который ведет нехитрую торговлю у памятника царю Давиду (две статуэтки обнаженного красавца, изображенного как раз перед битвой с Голиафом, по цене одной). Этот актер всегда очаровывает искренностью и внутренней силой. Энергией серьезности и юмора. Хорош Юваль Янай в роли главного евнуха. Его цинизм отмечен странной задушевностью, даже шармом. Он торжествующе, победно, кричаще уродлив. Он и дипломат, и жесткий соглядатай, и доморощенный трусоватый философ с изломанной судьбой и холодным сердцем.

На мой взгляд немного формальна, хотя вполне в русле спектакля существует Эстер как ее играет Карин Серуйя. Она скромна, предана мужу - и, пожалуй, все. Генри Давид ( он и понарошечный, и настоящий- вспоминаемый царь Давид) порывист, смел, хитер, беспощаден. И его грехи равны его подвигам.

...Можно сказать, что нервом, самой большой тайной, удачей по искренности, взрывному темпераменту, подлинности сценической жизни стал Алон Фридман. Легкий, остро чувствующий и думающий, оригинальный, с не заштампованными интонациями, вкладывающий душу в любовные признания - и в бунт против бездушной и лживой государственной машины... Он убедителен и глубок. Эйтан - хрупкий, упрямый, несгибаемый. Лн боится боли и смерти, как всякий на этой земле, но еще больше честный историк боится положить камень в фундамент ложной доктрины. Стать игрушкой в руках властей предержащих. Оказать содействие злу и обману. Эта работа совершенно вровень с мощным замыслом режиссера.

Сценограф Михаил Краменко и художник по костюмам Стефания Гроурогкайте выстроили визуальный ряд изобретательно и функционально. Атмосферу создают «говорящие детали»: букетик на самом неприличном месте героя интермедии, татуировка «звезда Давида» на затылке военного министра, неподвижный ослик, скрипящая-говорящая дверь и многое другое. Мастер световых решений, музыкально и трепетно ведущий свою линию, Ави Буэно Йона ( Бамби) будто напитывает свои фонари живым и драматичным свечением иерусалимских камней. Так или иначе, но сцена живет отголосками Иерусалима. Спектакль «Книга царя Давида» в «Гешере» восхищает высоким уровнем актерской игры. Виртуозностью и многозначностью режиссерского языка. Соединением несоединимых элементов, красочным монтажом ранящей, грозной, бескомпромиссной актуальности с авторитетной исторической канвой. Броскими, эффектными трюками. И, разумеется, мощной стихией лицедейства. Тем бескрайним воздухом и светом, которые дают пищу уму, тепло сердцу, пульс и новизну обычным дням. И еще. Заканчивая эти заметки о новом спектакле, добавлю: завидую тем, кто еще только собирается на «Книгу царя Давида», вам еще только предстоит этот дивный путь. Этот взмах крыльев. Эта прекрасная гешеровская притча о выдуманном герое-царе и о честности интеллигента, не желавшего стать песчинкой, покорной ветру пустыни.

Инна Шейхатович